четыре белых пятна на носу, хвосте и ушах придавали ей чрезвычайно изящный 

вид. Несмотря на то что она отлично умела отыскивать пищу, ей иной раз 

приходилось голодать по нескольку дней, и тогда она снова безуспешно 

принималась охотиться за воробьями. Она была совсем одинока. 

Однажды в августе, когда киска нежилась на солнце, она увидела большого 

черного кота, который шел прямо к ней. Она тотчас узнала его по рваному 

уху, попятилась к своему ящику и спряталась в нем. Черный осторожно 

двигался вперед, легко перепрыгнул со стены на сарай в конце двора и стал 

переправляться через его крышу, как вдруг перед ним вырос желтый кот. 

Черный уставился на него с рычаньем, желтый отвечал тем же. Хвосты их 

злобно извивались. Крепкие глотки рычали и урчали. Они приблизились друг к 

другу с прижатыми к затылку ушами, с напряженными мускулами. 

- Яу-яу-уау! - сказал черный. 

- Уау-у-у! - прозвучал в ответ здоровенный бас. 

- Я-уау-уау-уау! - сказал черный, придвигаясь на четверть дюйма ближе. 

- Яу-у-у! - ответил желтый. Выпрямившись во весь рост, он с необычайным 

достоинством сделал шаг вперед. - Яу-у! - И он ступил еще раз, хлеща себя 

по бокам хвостом. 

- Я-уау-яу-у! - взвизгнул черный, повышая тон, и отступил на осьмушку 

дюйма перед широкой непреклонной грудью противника. 

Вокруг открывались окна, слышались людские голоса, но кошачья ссора не 

прерывалась. 

- Яу-яу-у! - загремел желтый, понижая голос по мерз того, как голос 

черного повышался. - Яу! - И он шагнул вперед. 

Теперь между их носами было каких-нибудь три дюйма. Они стояли боком, 

оба готовые вцепиться друг в друга, но дожидаясь, чтобы начал враг. Минуты 

три они молча пожирали друг друга глазами, неподвижные, как изваяния; 

шевелились только кончики их хвостов. 

Затем желтый начал снова: 

- Я-у-у! - низким басом. 

- Я-а-а-а! - завизжал черный, стараясь вселить ужас своим воплем, но в 

то же время отступая на одну шестнадцатую дюйма. 

Желтый ступил вперед на полдюйма. Теперь усы их смешались. Еще шаг - и 

носы их чуть не столкнулись. 

- Я-у-у! - злобно прорычал желтый. 

- Я-а-а-а-а! - взвизгнул черный, отступая на тридцать вторую часть 

дюйма. 

Желтый воин ринулся вперед и вцепился в него. 

О, как они кувыркались, кусались и царапались! Как они кусали, таскали 

и мяли друг друга! Особенно отличался желтый. 

Кубарем, через голову, иногда один сверху, иногда другой, но чаще 

желтый, они катились все дальше и дальше, пока не свалились с крыши под 

радостные крики зрителей, толпившихся у окон. Даже во время падения они 

продолжали мять и царапать друг друга. Особенно больно царапался желтый. 

Когда они коснулись земли, верхним оказался желтый. И когда они наконец 

расстались, каждому досталось вдоволь и в особенности черному. Он 

взобрался на стену и, ворча, истекая кровью, исчез, в то время как от окна 

к окну передавалась весть, что наконец-то Оранжевый Билли как следует 

отдул Черного Нига. 

Либо желтый кот был очень искусный сыщик, либо трущобная киска не 

слишком усердно пряталась, но он нашел ее среди ящиков, и она не пыталась 

бежать. Ничто так не покоряет женское сердце, как победа на поле боя. 

Желтый кот и киска вскоре подружились. Не то чтобы они делили жизнь и пищу 

- это не в обычае у кошек, - они только признавали друг за другом особые 

приятельские права. 

5 

Сентябрь прошел. Наступили короткие октябрьские дни, когда в старом 

ящике из-под бисквитов произошло важное событие. Если бы сюда явился 

Оранжевый Билли, он увидел бы пятерых котят, свернувшихся в объятиях своей 

матери, маленькой трущобной кошечки. Настало и для нее счастливое время. 

Она испытывала величайший восторг, она облизывала их с нежностью, 

удивившей бы ее самое, если бы она только была способна рассуждать. 

В ее безрадостную жизнь вошла радость, но прибавилось также и забот. 

Теперь все ее силы уходили на поиски пищи. Заботы увеличивались по мере 

того, как росли котята. Через шесть недель они начали вылезать из ящика и 

лазили всюду каждый день, как только мать уходила на промысел. 

В трущобном мире хорошо известно, что беда идет тучей, а счастье - 

полосой. Киска пережила три схватки с собаками и получила несколько 

кирпичей от негра - слуги Японца Мали. Затем произошел перелом. На 

следующее же утро она нашла молочный бидон без крышки, успешно ограбила 

одного из пенсионеров тачки и отыскала большую рыбью голову - все это в 

каких-нибудь два часа. Возвращаясь домой с тем чувством безмятежного 

покоя, какое может дать один только полный желудок, она увидела у себя на 

дворе маленькое коричневое существо. Киска вспомнила прежние свои охоты. 

Она убила и съела не одну мышь на своем веку и решила, что этот коричневый 

зверь, вероятно, крупная мышь с коротким хвостом и большими ушами. 

Она подкрадывалась к нему с ненужной осторожностью. Маленький кролик 

только выпрямился и, казалось, потешался над нею. Он и не пытался бежать, 

и кошка без труда схватила его. 

Так как ей не очень хотелось есть, она отнесла его к ящику и бросила на 

кучу котят. Ему не очень было больно. Он скоро оправился от страха и, 

видя, что не может выбраться из ящика, пристроился к котятам. Когда же они 

начали ужинать, он без колебаний присоединился к ним. Кошка опешила. 

Охотничий инстинкт одержал было верх над всем остальным, но она была сыта, 

и это спасло кролика. В нашей киске проснулся материнский инстинкт, и она 

стала кормить кролика своим молоком. 

Кролик сделался членом семьи и стал пользоваться уходом и пищей наравне 

с котятами. 

Прошло две недели. Котята весело резвились среди ящиков в отсутствие 

матери, кролик же не мог выбраться наружу. Увидав котят на заднем дворе, 

Японец Мали приказал своему негру перестрелять их, что тот и проделал в 

одно прекрасное утро, вооружившись двадцатидвухдюймовой винтовкой. Он