куропатки, тетерева и другие птицы безумствуют в ноябре в первый год своей 

жизни. У них появляется непреодолимое стремление куда-нибудь бежать, все 

равно куда! И самые разумные из них делают в это время много глупостей. 

Они бесцельно отправляются ночью гулять и так спешат, что часто погибают 

либо перерезанные надвое проволокой, либо разбившись о фонари паровоза. 

Утро они встречают в самых неожиданных местах: в сараях, на открытых 

болотах, или на телеграфных проводах в каком-нибудь большом городе, или 

даже на кораблях, стоящих на якоре у берега. 

Такое стремление к странствиям, по-видимому, является пережитком 

привычки к осенним перелетам. 

Мать Красношейки поняла, что наступает именно такой период, когда 

заметила, что виноградные кисти темнеют, а клен начинает ронять на землю 

красные листья. Но ничего другого не оставалось матери, как только 

заботиться о здоровье своих уже взрослых детей и удерживать их в самом 

безопасном месте леса. 

К югу потянулись стаи диких гусей. Юные куропатки никогда еще не видели 

этих птиц с длинными шеями. Они приняли их за ястребов и, конечно, 

испугались. Но, увидев, что мать не боится, они тоже осмелели и наблюдали 

за полетом гусей с величайшим волнением. 

Волновал ли их дикий звонкий крик гусей или возникло внутреннее 

побуждение, но только ими овладело странное влечение следовать за гусиной 

стаей. Они смотрели на этих трубачей, стрелой летевших к югу и мало-помалу 

исчезавших вдали. Куропатки взобрались на самые высокие ветки, чтобы еще 

раз увидеть гусей, и с этого часа в них совершилась перемена. 

Ноябрьское безумие началось в полнолуние. Оно выразилось всего сильнее 

у более хилых. Маленькая семья распалась. Красношейка часто улетал по 

ночам в далекие странствия. Его влекло на юг, но там расстилалась перед 

ним беспредельная гладь озера Онтарио, и Красношейка возвращался назад. 

Конец этого "месяца Безумия" застал его снова на берегу Илистого ручья, но 

уже совершенно одного. 

5 

Была зима, пищи становилось все меньше. Красношейка продолжал жить в 

лесном овраге. Каждый месяц приносит с собой и особую пищу и особых 

врагов. Ноябрь принес безумие, одиночество и гроздья винограда; декабрь - 

"Снежный месяц" - принес ягоды шиповника, а бурный месяц январь - метели. 

Трудно было держаться на ветке и срывать с нее замерзшие почки. Клюв 

Красношейки сильно истерся от этой работы и даже не мог плотно 

закрываться. 

Природа, однако, приспособила Красношейку к хождению по скользкой 

земле. На его пальцах, таких тонких и изящных, выступил ряд острых роговых 

наростов, и когда выпал снег, он уже оказался вполне снаряженным для зимы: 

природа снабдила его лыжами и коньками. 

Холод прогнал ястребов и сов и лишил возможности четвероногих врагов 

Красношейки приближаться бесшумно. Таким образом, Красношейка был почти в 

полной безопасности. 

Ежедневные полеты в поисках пищи увлекали Красношейку все дальше и 

дальше, пока он не открыл и не исследовал берега Роздэлского ручья, 

поросшие серебристой березой, и Честерские леса, где в снегу краснели 

ягоды. 

Еще не кончилась осень, а лес уже начал распевать свою знаменитую 

песенку: "Скоро придет весна!" - и не переставал самым добросовестным 

образом повторять этот припев в течение самых суровых зимних бурь, пока 

наконец не миновал "Голодный месяц" - наш февраль - и действительно 

появились признаки весны. Тогда лес восторженно стал заявлять миру: "Я 

говорил вам это!" Солнце стало теплее и растопило снег на южном склоне 

холма Кэстл Франка, обнажив множество сочных зеленых кустиков брусники, 

ягоды которой служили вкусной пищей для Красношейки. Он бросил обрывать 

замерзшие почки с деревьев, которыми питался зимой. Теперь он мог пировать 

и снова нагуливать жир. 

Очень скоро прилетела первая трясогузка и, пролетая мимо, прощебетала: 

"Весна идет!" Солнца с каждым днем становилось ярче, жарче, и однажды в 

марте - "месяце Пробуждения весны" - перед самым рассветом послышался 

громкий крик: "Карр, карр!" Ворон Серебряное Пятнышко прилетел с юга во 

главе своей стаи и возвестил: "Весна пришла!" 

Вся природа подтвердила начало весны и птичьего нового года. Кузнечики 

стрекотали: "Весна! весна! весна!" Они трещали так настойчиво, так долго, 

что невольно приходилось удивляться, как это они находили еще время для 

добывания пищи. 

И Красношейка ощущал какой-то радостный трепет во всем своем теле. Он 

прыгал с особенной живостью на пень и громко хлопал крыльями, пробуждая 

отдаленное эхо, как будто тоже выражавшее радость по поводу прихода весны. 

Далеко внизу, в долине, стояла хижина Кэдди. Услышав громкое хлопанье 

крыльев, разносившееся в утреннем воздухе, Кэдди понял, что это гремит 

самец куропатки. Взяв ружье, он подкрался к оврагу. Однако Красношейка 

бесшумно улетел и остановился лишь у Илистого ручья. Там он взобрался на 

то самое бревно, на котором он в первый раз забарабанил своими крыльями, и 

снова захлопал ими, да так громко, что один маленький мальчик, проходивший 

через лес, побежал в страшном испуге домой и сказал своей матери, что на 

них Собираются напасть индейцы, так как он слышал в роще бой их военных 

барабанов. 

Почему мальчик радостно кричит? Почему юноша вздыхает? Они сами не 

могут объяснить этого и знают об этом не больше, чем знал Красношейка, 

когда влезал ежедневно на какое-нибудь свалившееся дерево и громко хлопал 

крыльями, наполняя этими барабанными звуками весь лес. Затем он начинал 

важно расхаживать, раздувая яркие перья своего воротника. Полюбовавшись, 

как переливаются и блестят они в солнечных лучах, словно драгоценные 

камни, он снова начинал хлопать крыльями. 

Откуда у него вдруг возникло желание, чтобы кто-нибудь любовался им? И 

отчего такое желание не появлялось у него раньше, когда на деревьях не