внимательно осматривать ее спокойное лицо. 

Гульда не двигалась. Тогда Вулли бесшумно подкрался к окну, подсунул 

нос под перекладину легкой рамы и приподнял ее настолько, чтобы можно было 

просунуть под нее лапу. Затем он носом поднял раму и протиснулся наружу. 

Опуская раму, он придерживал ее спиной и хвостом с такой ловкостью, как 

будто каждый день открывал окно. Очутившись за окном, Вулли исчез в 

темноте. 

Гульда с величайшим изумлением незаметно следила за ним. Подождав 

немного и убедившись, что он в самом деле убежал, Гульда встала и хотела 

тотчас же позвать отца. Но, подумав, решила подождать. Она пристально 

всматривалась в ночную темноту, но Вулли не видела. 

Подложив дров в печь, она опять легла на диван. Так пролежала она без 

сна более часа, вздрагивая при всяком шорохе и прислушиваясь к тиканью 

кухонных часов. 

Она с недоумением думала о собаке: неужели Вулли действительно загрыз 

овец вдовы? 

И недоумение ее еще возросло, когда она вспомнила, как заботливо и 

ласково Вулли обращался с их собственными овцами. 

Прошел еще час. 

Гульда услыхала за окном шорох, и сердце ее усиленно забилось. 

Опять поднялась оконница, и через минута Вулли снова очутился в кухне, 

опустив за собой окно. 

При мерцающем свете горящих дров Гульда заметила какой-то странный, 

дикий блеск в его глазах и увидела, что его пасть и белоснежная грудь были 

обрызганы свежей кровью. Он несколько запыхался, но, сдерживая дыхание, 

стал всматриваться в девушку. Она не шевелилась. Тогда, успокоенный, он 

лег и стал облизывать себе морду и лапы, скуля и ворча, точно вспоминая 

какое-то недавнее происшествие. 

У Гульды уже не оставалось никаких сомнений, что Джо Греторекс был 

прав. И тут новая мысль пришла ей в голову. Она внезапно поняла, что 

странная, заколдованная лисица Монсалдэла находится тут, перед нею! 

Быстро поднявшись на ноги, она взглянула Вулли в глаза и воскликнула: 

- Вулли! Вулли! Значит, это правда?.. О, Вулли, какой ты свирепый 

зверь! 

Ее голос разнесся по кухне, точно удар грома. Вулли отшатнулся, словно 

подстреленный. Он бросил отчаянный взгляд на закрытое окно. Его глаза 

сверкнули, и шерсть встала дыбом. Он припал к полу и пополз, точно моля о 

пощаде. 

Он медленно подползал к ней все ближе и ближе, точно собирался лизать 

ее ноги, но, приблизившись к ней вплотную, внезапно с яростью тигра, не 

издав ни единого звука, бросился на нее, пытаясь схватить за горло. Гульда 

вовремя подняла руки, чтобы защитить горло, и длинные блестящие клыки 

Вулли вонзились в ее руки и коснулись кости. 

- Помогите! Помогите!.. Отец! Отец!.. - закричала она. 

Вулли был легок, и ей удалось на миг отбросить его. Но сомневаться в 

его намерении было нечего: он понял, что проиграл; за этот проигрыш либо 

он, либо девушка заплатят жизнью. 

- Отец! Отец! - вопила она, когда желтый разъяренный зверь, стремясь 

умертвить ее, кусал и рвал зубами беззащитные руки, столько, раз кормившие 

его... 

Девушка напрасно силилась избавиться от пса. И пес, конечно, скоро 

вонзился бы зубами ей в горло, если бы в эту минуту не вбежал в кухню ее 

отец. 

Вулли бросился прямо на него, сохраняя все то же страшное молчание. 

Он неистово рвал и грыз его руки, пока смертельный удар топора не 

сбросил его на каменный пол, где он, задыхаясь и корчась в предсмертных 

муках, все еще пытался приподняться, чтобы продолжать борьбу. 

Новый быстрый удар топора раскроил ему череп, и мозг его разлетелся по 

камням очага - того самого, которому он так долго и честно служил. И Вулли 

- умный, свирепый, верный, коварный - задрожал, вытянулся и затих 

навсегда... 

КРАСНОШЕЙКА 

1 

У подножия лесистого Тейлорского холма мать-куропатка вывела птенцов. 

Внизу протекал ручей с кристальной водой. Ручей этот, по какому-то 

странному капризу людей, назывался Илистый. К нему-то куропатка и повела в 

первый раз пить своих птенцов, которые вылупились только накануне, но уже 

твердо держались на маленьких ножках. 

Она двигалась медленно, пригибаясь к траве, так как лес был полон 

врагов, и по временам тихо кудахтала, призывая птенцов, похожих на 

маленькие шарики пестрого пуха. Птенцы, переваливаясь на тоненьких красных 

ножках, нежно и жалобно пищали, если отставали хотя бы на несколько шагов 

от матери. 

Они были такими хрупкими, эти птенчики, что даже стрекозы казались 

неуклюжими и большими по сравнению с ними. 

Их было двенадцать. Мать-куропатка зорко следила за ними и осматривала 

каждый куст, каждое дерево, заросли и даже небо. Она, по-видимому, всюду 

искала врагов, потому что друзей было слишком мало. И одного врага ей 

удалось найти. 

По ровному зеленому лугу пробирался большой зверь - лиса. Этот зверь 

как раз шел по их дороге, и через несколько минут он должен был наверняка 

почуять птенцов и напасть на их след. Времени терять было нельзя. 

"Крр, крр!" ("Прячьтесь, прячьтесь!") - крикнула мать твердым, но тихим 

голосом, и маленькие птенчики, величиной чуть-чуть побольше желудя и 

имеющие всего только один день от роду, разбрелись в разные стороны, чтобы 

спрятаться. Один птенчик залез под листок, другой спрятался между двумя 

корнями, третий забрался в свернутую бересту, четвертый забрался в яму. 

Скоро все спрятались, кроме одного, который не мог найти для себя 

подходящего прикрытия и, прижавшись к большой желтой щепке, лежал на ней, 

совсем распластавшись, закрыв глазки, уверенный, что теперь-то ему уже не 

грозит никакая опасность. 

Птенцы перестали испуганно пищать, и все затихло. 

Мать-куропатка полетела прямо навстречу страшному зверю, смело 

опустилась всего в нескольких шагах от него и затем бросилась на землю, 

хлопая крыльями, как будто она была ранена и уже не могла подняться. Она 

пищала, пищала и билась. Быть может, она просит пощады - пощады у этой