больше ее пасти? Ей стало стыдно самой себя. А плач Джонни напомнил ей о 

ее прямом долге - защищать сына. 

Тогда она снова опустилась на все четыре лапы с намерением идти дальше. 

И опять кошка крикнула: "Стой!" 

Однако Грэмпи на этот раз не послушалась. Испуганное мяуканье котят 

волновало кошку, и она бросила вызов неприятелю. Восемнадцать острых 

когтей и полная пасть зубов - все оружие, которое имела кошка, - было 

пущено ею в ход, и с мужеством отчаяния она вцепилась в голый 

чувствительный нос Грэмпи - самое слабое место у всякого медведя - и потом 

по ее спине перебралась к хвосту. После двух-трех попыток сбросить 

разъяренного маленького зверя старая Грэмпи поступила так, как поступает 

большинство при таких обстоятельствах: она показала пятки и бросилась 

прочь из неприятельского лагеря, в родные леса. 

Но в кошке проснулись воинственные наклонности. Она не удовлетворилась 

изгнанием врага, а хотела добиться полного его поражения и безусловной 

покорности. Хотя старая Грэмпи убегала во всю прыть, кошка оставалась у 

нее на спине, орудуя зубами и когтями, как маленький чертенок. Грэмпи, 

охваченная ужасом, стала кидаться в разные стороны, и путь этой странной 

пары отмечался на земле клочками длинной черной шерсти и даже кое-где 

пятнами крови. 

Честь кошки была вполне восстановлена, но этого ей было мало, она 

продолжала свою бешеную скачку. Грэмпи пришла в полное отчаяние. Она была 

унижена и готова принять какие угодно условия сдачи, но кошка казалась 

глухой к ее вою. И неизвестно, как далеко зашло бы дело, если бы не 

Джонни, который пронзительным криком с верхушки дерева невольно внушил 

матери новый план спасения. Грэмпи в два прыжка достигла сосны и 

вскарабкалась наверх. 

Здесь кошка ясно почувствовала, что попала в лагерь неприятеля, 

численность которого вдобавок удвоилась. Благоразумно решив прекратить 

преследование, она соскочила со спины медведицы на землю и стала 

прогуливаться вокруг дерева с высоко поднятым хвостом, вызывающе 

поглядывая вверх, точно приглашая врага спуститься. Потом к ней 

присоединились котята и, усевшись в кружок, стали громко выражать свое 

удовольствие. По уверениям свидетелей, медведи ни за что не спустились бы 

с дерева и погибли бы от голода, если бы повар не позвал кошку обратно. 

6 

Когда я в последний раз видел Джонни, он сидел на верхушке дерева и, по 

обыкновению, оплакивал свою несчастную участь. А в это время Грэмпи 

рыскала между соснами, высматривая какую-нибудь жертву для расправы. 

Было начало августа, и в поведении Грэмпи уже замечалась некоторая 

перемена. Среди обитателей парка она всегда считалась "опасной", а ее 

любовь к Джонни признавалась основной чертой ее характера. Между тем к 

концу этого месяца Джонни уже нередко проводил целые дни на верхушке 

какого-нибудь дерева в полном одиночестве, чувствуя себя глубоко 

несчастным. 

Последняя глава его короткой истории относится уже к тому времени, 

когда я уехал из Йеллоустонского парка. 

Однажды на рассвете Джонни тащился следом за своей матерью, блуждавшей 

вблизи гостиницы. В кухне в это время находилась девушка-ирландка, 

незадолго до того принятая на службу. Выглянув в окно, она увидела, как ей 

показалось, теленка, забредшего куда не следует, и побежала прогнать его. 

Открытая кухонная дверь со времени истории с кошкой все еще вызывала такой 

ужас в Грэмпи, что она сейчас же пустилась наутек. Джонни, зараженный ее 

испугом, бросился к ближайшему дереву, которое, к несчастью, оказалось... 

фонарным столбом. Быстро, слишком быстро достиг он его верхушки в 

каких-нибудь семи футах от земли и там принялся изливать свое горе, тогда 

как Грэмпи продолжала бежать без оглядки. Когда девушка подошла ближе и 

увидела, что загнала на столб какого-то дикого зверя, она перепугалась не 

меньше своей жертвы. Но тут подоспели другие кухонные служители и, узнав 

крикуна Джонни, решили взять его в плен. 

Принесли ошейник и цепь, и после борьбы, во время которой несколько 

человек были сильно поцарапаны, ошейник был надет на шею строптивого 

медвежонка, а цепь крепко привязана к столбу. 

Почувствовав себя в плену, Джонни пришел в такое бешенство, что даже не 

мог кричать. Он только кусался, рвал и царапал все вокруг себя, пока не 

выбился из сил. Тогда он снова заголосил, призывая мать. А она хотя и 

показывалась раза два на почтительном расстоянии, но, боясь встретиться с 

кошкой, ушла в лес, предоставив Джонни своей участи. 

Весь этот день он то бился, то принимался кричать. К вечеру он 

окончательно обессилел и даже принял пищу, которую ему принесла ирландка 

Нора. Эта девушка чувствовала себя обязанной принять на себя роль приемной 

матери Джонни: ведь по ее вине он лишился своей настоящей матери! 

Ночь была очень холодная, Джонни сильно замерз на верхушке своего 

столба и наконец решился спуститься вниз, на приготовленную для него 

теплую постель. 

В последующие дни Грэмпи часто появлялась на свалке, но, по-видимому, 

совершенно забыла о своем сыне. Джонни продолжал оставаться на попечении 

Норы и получать от нее пищу. Впрочем, он получил от нее и кое-что новое 

для себя: однажды, когда она принесла ему обед, он цапнул ее и за это 

впервые в своей жизни был отшлепан самым настоящим образом. В течение 

нескольких часов он дулся: он не привык к подобному обращению. Но голод 

взял свое, и с тех пор он стал относиться с большим почтением к своей 

воспитательнице. Нора усердно воспитывала осиротевшего маленького 

медвежонка, и через две недели нрав Джонни уже значительно изменился. Он 

стал много спокойнее и хотя по-прежнему выражал свой голод в плаксивых 

звуках "ер-р-р, ер-р-р, ер-р-р...", но уже редко поднимал крик, а его