- Если ты уж должна была собрать здесь этих ужасных мужчин, могла хотя бы избавить меня от необходимости сидеть рядом со Стефано во время еды. Меня учили, что зверей кормят за пределами столовой. 

Этот короткий диалог никому из нас не улучшил настроения. В глубокой тишине, воцарившейся после него, я размышлял над тем, почему, черт возьми, эти трое брошенных мужей приняли неуместное приглашение Лорен. По ее мнению, они были в восторге от возможности воссоединиться с женами, но наверняка было очевидно для всех троих — если они находились в здравом уме,— что о воссоединении не может быть и речи. Тем не менее, воспользовавшись первой возможностью, они 

охотно бросили свои дела в Сан-Франциско и последовали за женами.Почему? Чем больше я над всем этим размышлял, тем меньше мне все это нравилось. 

Однако больше всего меня беспокоил Билл Фландерс, костыль которого стоял, прислоненный к стулу. Занимая почетное место справа от хозяйки, он наверняка не слышал ни единого слова из болтовни Лорен. Он сидел, неестественно выпрямившись, перед нетронутой тарелкой, а его глаза лихорадочно блестели на квадратном лице боксера. Было совершенно ясно, что он полностью поглощен раздумьями о жене. Если бы он хоть раз обратился к Дороти или посмотрел на нее, напряжение чуточку снизилось бы. Однако он этого не сделал. Он просто неподвижно сидел, улыбаясь, как мумия. 

На корабле я уже достаточно насмотрелся на моряков, находящихся в шоке после авианалета. Они сидели именно так, в полном спокойствии, с той же самой мертвой гримасой на лице. А потом ни с того ни с сего впадали в бешенство. 

Страх перед тем, что могло произойти за столом, был причиной того, что мои ладони были влажными.Лорен как раз рассказывала о том, как трудно найти садовника во время войны, когда Билл Фландерс неожиданно к ней наклонился. 

— Если вам нужен садовник, пожалуйста, возьмите меня. Я не особый специалист, но научился обходиться с растениями на ферме отца, когда был мальчиком. 

Он говорил дружелюбно, однако в его голосе звучали опасные нотки. 

Ладони Лорен затрепетали, прикасаясь к ожерелью из прекрасно подобранных жемчужин. 

— Но вы наверняка... 

— Когда-то я был боксером. Возможно, никто из присутствующих не знает об этом. Причем достаточно хорошим боксером. Когда я женился, у меня были шансы стать чемпионом США в полутяжелом весе. Тогда я был при деньгах.— Теперь он выбрасывал слова крещендо, в приступе неконтролируемого гнева. Если бы я никогда не видел людей на грани нервного срыва, я бы сказал, что он пьян.— Потом был Пирл-Харбор. Простой моряк не зарабатывает много. Впрочем, спросите лейтенанта Даласа. Около пятидесяти долларов в месяц. Ну, а потом эта нога...— Он рассмеялся.— Немного стоит боксер без ноги. Верно? А я ведь должен чем-то заниматься. 

— Неужели вы действительно хотите... 

— Действительно. Когда меня взяли на флот, у меня было отложено в банке более тридцати тысяч долларов. Я все честно оформил на мою жену, чтобы она могла брать наличные по своим чекам. На домашние расходы, как она говорила.— Его лицо конвульсивно искривилось. Было страшно смотреть на такое обнажение чувств у взрослого человека.— Они не могли меня удержать в госпитале — так я спешил к жене. Я даже не остался, чтобы подобрать протез и научиться с ним ходить. А когда я вернулся, угадайте, что я обнаружил на банковском счете? Пятнадцать долларов и семьдесят пять центов. 

Хуже всего при этом было то, что Дороти Фландерс не перестала есть. Красивая и высокомерная, как языческая богиня, она сидела, не предпринимая ни малейшего усилия, чтобы сдержать этот полный бешенства поток слов. 

— Пятнадцать долларов и семьдесят пять центов.— Теперь Билл повернулся к жене. Из уголков глаз у него текли слезы.— За два года она потратила все мои сбережения, почти до последнего цента. А ей было хоть бы что. Бог знает, сколько еще доверчивых дураков во Фриско дали ей себя обмануть.— Его кулаки дрожали.— И эта женщина, на которой я женился, эта шлюха, путающаяся с каждым встречным, преспокойно сидит здесь с презрительным видом. Знаете, что бы я с ней сделал, будь у меня немного смелости? Я бы ее... я бы... 

Он внезапно замолчал и спрятал лицо в больших ладонях. Его тело вздрагивало от рыданий, резких и громких, как лай пса. До сих пор, хотя я и беспокоился, разноликое общество Лорен меня развлекало. Теперь я возненавидел этих людей, возненавидел их за то, что они так спокойны и хорошо устроены, что они сидят и смотрят на то, что война, которая никогда не затрагивала их, сделала с Билли Фландерсом. 

Теперь все уставились на Дороти, словно смотрели спектакль, в котором следующая реплика принадлежала ей. Она подняла взгляд. Потом положила вилку. Лениво провела рукой по светлым волосам. 

— После этой прекрасной небольшой речи,— процедила она,— наверняка один из нас должен уйти из-за стола. Опасаюсь, что это будет мой муж. У меня есть искреннее желание закончить десерт. 

В этот момент я был готов ее убить. Однако Билл Фландерс ничего не слышал. Найдя костыль, он поднялся и неуклюже заковылял к двери.Лорен хотела встать, ее лицо выражало огорчение. У нее в самом деле было очень доброе сердце. Она не могла смотреть на человеческие страдания. 

— Бедный мальчик,— вздохнула она,— бедный, бедный мальчик... 

Она уже хотела идти за ним,,но я воскликнул: 

— Нет, Лорен, его нужно оставить в одиночестве! 

Я знал, что он не вынесет ничьей жалости. Лорен, очевидно, тоже поняла это. Она вернулась на свое место. За Биллом захлопнулась дверь. 

То, что иронически можно было назвать ужином, дальше проходило без него. 

Никто не разговаривал. Все — так же, как и я,— должно быть, с облегчением приветствовали момент, когда Лорен встала и предложила перебраться в охотничий кабинет на кофе и ликеры. 

В ранней молодости Лорен провела целый год в сердце черного континента и в девственных глубинах Южной Америки, переживая тогда хотя и кратковременную, но очень сильную страсть к охоте на крупного зверя. Кабинет трофеев, собственно, был памятью о том сумасшедшем годе — большая, напоминающая пещеру комната, украшенная мордами и шкурами почти всех известных зверей и мрачными сувенирами любовного и военного искусства с берегов Амазонки.