Флер Викофф вздрогнула, словно внутри у нее что-то лопнуло. Она приподнялась и лишь прошептала: 

— Дэвид. 

Дженет Лагуно вскочила, шелестя платьем, и громко воскликнула: 

— Стефано! 

Дороти Фландерс выпрямилась в кресле, как ленивая бдительная змея, готовая как атаковать, так и защищаться. При этом она сказала хриплым голосом: 

— Ах, Билл. 

Мы с Айрис в немом изумлении посмотрели друг на друга. Когда я рассмотрел их отчетливее в сгущающихся сумерках, убедился, что один из них инвалид, без ноги, и ходит на костыле. Дороти Фландерс теперь выглядела на фоне вечернего неба, как прекрасная Венера эпохи Ренессанса. 

Трое мужчин внезапно остановились почти на одной линии, и все трое смотрели на нее, словно она была единственным существом на свете, достойным того, чтобы его рассматривать. 

Первым заговорил, слегка наклонив голову и глядя глазами ящера на свою жену, князь Лагуно. 

— Ну что ж, дорогая Дженет, судьба — или, скорее, мисс Плейджел — решила, что мы снова должны встретиться. 

Он протянул ей руку. Дженет проигнорировала его жест, а ее желтоватое лицо искривилось в гримасе удивления и ярости. Я был уверен, что она убежит, однако то ли растерянность то ли инстинктивное уважение к драматичности момента задержало ее, как вкопанную, на месте. 

Доктор Дэвид Викофф повернулся к своей маленькой жене, нерешительным жестом протянул правую руку, которая тут же упала, когда он увидел ледяное спокойствие на лице Флер. Он ни слова не сказал, но, отходя, еще раз взглянул на Дороги. 

Я заметил, что плечи его опустились, словно кто-то взвалил на них тяжелый груз.Сложной ситуацией владел несомненно только человек с костылем. Билл Фландерс был невысок, однако широк в плечах, крепкий, с военной выправкой,— она приводила к тому, что в штатском он производил впечатление переодетого. Не сводя взгляда с жены, он заковылял вперед. Пустая штанина болталась с пронизывающим бессилием. 

Он подошел к ней так близко, что она должна была почувствовать его дыхание на своей персиковой щеке. Его глаза горели от полпенни. Ему было совершенно безразлично, что все мы стоим вокруг него. 

— Ты наверняка рада меня видеть, любимая. 

Это прозвучало как-то угрожающе, но не из-за слов или тона, а из-за выражения лица. В тот момент я смотрел на человека, который так сильно ненавидит, что полностью находится во власти этот чувства. 

Лорен взмахнула бокалом с мартини. 

— Любимые, выпьем за благополучие трех вновь соединившихся в счастье супружеских пар. Я знаю, что все будет чудесно. Луна, пустыня, озеро, адвокат Трокмор-тон. 

Ее голос, звучащий в абсолютной тишине, внезапно замер. Полагаю, что и она наконец заметила, что не все идет так гладко, как она запланировала. 

Айрис приблизилась ко мне. Я почувствовал ее ладонь в своей. 

— Питер,— прошептала она,— ты видел лицо Билла Фландерса? 

Я утвердительно кивнул головой. Она слегка вздрогнула. 

— Если на этот раз он схватит нож, его никто не остановит... Даже адвокат Трокмортон. 

Я придерживался того же мнения.Во время ужина было хуже, чем я ожидал. Виновата в этом отчасти была сама комната. На зеленоватых стенах худосочные женщины Мари Лауренсен и обнаженные тела Матисса, выглядящие так, словно кто-то окунул их в рассол, смотрели из светло-серых рам. Индейские маски, прекрасно гармонирующие с хижиной гватемальского колдуна, скалили на нас зубы из углов, окончательно отбивая аппетит. Стеклянный стол, за которым нас просторно рассадили, был уставлен мексиканской керамикой. Рисунки на ней, вероятно, изображали фрукты, но мне они напоминали нечто оставленное после вскрытия рассеянным патологоанатомом. В свое время Лорен покровительствовала почти всему, чему можно было покровительствовать. Когда она строила дом, ее страстью были декораторы интерьеров. Тогда «чудесной идеей» было, чтобы каждую комнату оформлял другой художник. 

Тот, который оформлял столовую, страдал, должно быть, язвой желудка.В столь неаппетитном окружении лишь аппетит Дороти Фландерс функционировал нормально. Эта монументальная женщина, вероятнее всего, не отдавала себе отчета в напряжении, какое вызывала своим присутствием, и сметала одно обильное блюдо за другим. 

Кроме нее, почти никто не ел. Лорен вообще никогда по существу не ела. Годами она поддерживала свою энергию листочком салата или глотком йогурта. Переодевшись из своего ковбойского наряда в невероятно элегантное темно-коричневое платье, она сидела во главе стола, говоря в пустоту. Либо она была прекрасной хозяйкой, либо, как Дороти, не отдавала себе отчета в том, что этот ужин, наверное, один из худших за всю историю ее дома. 

Айрис и я, как пример счастливой супружеской пары,старались выполнять свои светские обязанности, однако тоненький ручеек нашей псевдооживленной беседы иссяк за супом. Тучный Френч сидел тихо, а Чак Доусон прожорливо обгрызал куриную ножку, словно фарфор от Лоустофта был оловянной тарелкой, а изысканные блюда — солдатскими бобами. Мими тоже не старалась подключиться к разговору. Она нашла на столе большой цветок розового гибискуса и большую часть ужина провела, глядя на него и, очевидно, ожидая, что из него вылетит какой-то эльф и нежно поцелует ее в лоб. 

Разводящиеся супружеские пары, вероятнее всего, никогда не слышали об Эмили Пост. Доктор Викофф и его красивая жена сидели рядом, выпрямившиеся и мрачные, как фигуры на ранних дагерротипах. Дженет Лагуно, находящаяся по правую руку от своего отвергнутого мужа, механически клевала еду на тарелке. Она была растрепана, а ее вечернее желтое платье собиралось в складки в самых неожиданных местах. Неожиданно она сказала резким тоном: 

— Лорен, тебе не следовало давать сегодня вечером такое хорошее серебро. Стефано наверняка его у тебя украдет. 

Князь с европейским спокойствием только посмотрел и улыбнулся. Лорен, вырванная из своих хаотических воспоминаний о молодости, воскликнула: 

— Ах, Дженет, что за глупости ты говоришь! Я уверена, что князья вообще не воруют. 

Он обокрал бы меня полностью, останься я с ним еще на неделю. - Дженет бросила на своего выдержанного мужа злой взгляд.