Наверху, недалеко от ворот парка, я увидел странную картину - 

опрокинутый омнибус и скелет лошади, начисто обглоданный. Постояв немного, 

я пошел дальше к мосту через Серпентайн. Вой становился все громче и 

громче, хотя к северу от парка над крышами домов ничего не было видно, 

только на северо-западе поднималась пелена дыма. 

"Улла... улла... улла... улла..." - выл голос, как мне казалось, 

откуда-то со стороны Риджент-парка. Этот одинокий жалобный крик действовал 

удручающе. Вся моя смелость пропала. Мной овладела тоска. Я почувствовал, 

что страшно устал, натер ноги, что меня мучат голод и жажда. 

Было уже за полдень. Зачем я брожу по этому городу мертвых, почему я 

один жив, когда весь Лондон лежит как труп в черном саване? Я почувствовал 

себя бесконечно одиноким. Вспомнил о прежних друзьях, давно забытых. 

Подумал о ядах в аптеках, об алкоголе в погребах виноторговцев; вспомнил о 

двух несчастных, которые, как я думал, вместе со мною владеют всем 

Лондоном... 

Через Мраморную арку я вышел на Оксфорд-стрит. Здесь опять были черная 

пыль и трупы, из решетчатых подвальных люков некоторых домов доносился 

запах тления. От долгого блуждания по жаре меня томила жажда. С великим 

трудом мне удалось проникнуть в какой-то ресторан и раздобыть еды и питья. 

Потом, почувствовав сильную усталость, я прошел в гостиную за буфетом, 

улегся на черный диван, набитый конским волосом, и уснул. 

Когда я проснулся, проклятый вой по-прежнему раздавался в ушах: 

"Улла... улла... улла... улла..." Уже смеркалось. Я разыскал в буфете 

несколько сухарей и сыру - там был полный обед, но от кушаний остались 

только клубки червей. Я отправился на Бэйкер-стрит по пустынным скверам, - 

могу вспомнить название лишь одного из них: Портмен-сквер, - и наконец 

вышел к Риджент-парку. Когда я спускался с Бэйкер-стрит, я увидел вдали 

над деревьями, на светлом фоне заката, колпак гиганта-марсианина, который 

и издавал этот вой. Я ничуть не испугался. Я спокойно шел прямо на пего. 

Несколько минут я наблюдал за ним: он не двигался. По-видимому, он просто 

стоял и выл. Я не мог догадаться, что значил этот беспрерывный вой. 

Я пытался принять какое-нибудь решение. Но непрерывный вой "улла... 

улла... улла... улла..." мешал мне сосредоточиться. Может быть, причиной 

моего бесстрашия была усталость. Мне захотелось узнать причину этого 

монотонного воя. Я повернул назад и вышел на Парк-роуд, намереваясь 

обогнуть парк; я пробрался под прикрытием террас, чтобы посмотреть на 

этого неподвижного воющего марсианина со стороны Сент-Джонс-Вуда. Отойдя 

ярдов на двести от Бэйкер-стрит, я услыхал разноголосый собачий лай и 

увидел сперва одну собаку с куском гнилого красного мяса в зубах, 

стремглав летевшую на меня, а потом целую свору гнавшихся за ней голодных 

бродячих псов. Собака сделала крутой поворот, чтобы обогнуть меня, как 

будто боялась, что я отобью у нее добычу. Когда лай замер вдали, воздух 

снова наполнился воем: "Улла... улла... улла... улла..." 

На полпути к вокзалу Сент-Джонс-Вуд я наткнулся на сломанную многорукую 

машину. Сначала я подумал, что поперек улицы лежит обрушившийся дом. 

Только пробравшись среди обломков, я с изумлением увидел, что механический 

Самсон с исковерканными, сломанными и скрюченными щупальцами лежит посреди 

им же самим нагроможденных развалин. Передняя часть машины, была разбита 

вдребезги. Очевидно, машина наскочила на дом и, разрушив его, застряла в 

развалинах. Это могло произойти, только если машину бросили на произвол 

судьбы. Я не мог взобраться на обломки и потому не видел в наступающей 

темноте забрызганное кровью сиденье и обгрызенный собаками хрящ 

марсианина. 

Пораженный всем виденным, я направился к Примроз-Хиллу. Вдалеке сквозь 

деревья я заметил второго марсианина, такого же неподвижного, как и 

первый; он молча стоял в парке близ Зоологического сада. Дальше за 

развалинами, окружавшими изломанную многорукую машину, я снова увидел 

красную траву; весь Риджент-канал зарос губчатой темно-красной 

растительностью. 

Когда я переходил мост, непрекращавшийся вой "улла... улла..." вдруг 

оборвался. Казалось, кто-то его остановил. Внезапно наступившая тишина 

разразилась, как удар грома. 

Со верх сторон меня обступали высокие, мрачные, пустые дома; деревья 

ближе к парку становились все чернее. Среди развалин росла красная трава; 

ее побеги словно подползали ко мне. Надвигалась ночь, матерь страха и 

тайны. Пока звучал этот голос, я как-то мог выносить уединение, 

одиночество было еще терпимо; Лондон казался мне еще живым, и я бодрился. 

И вдруг эта перемена! Что-то произошло - я не знал что, - и наступила 

почти ощутимая тишина. Мертвый покой. 

Лондон глядел на меня как привидение. Окна в пустых домах походили на 

глазные впадины черепа. Мне чудились тысячи бесшумно подкрадывающихся 

врагов, Меня охватил ужас, я испугался своей дерзости. Улица впереди стала 

черной, как будто ее вымазали дегтем, и я различил какую-то судорожно 

искривленную тень поперек дороги. Я не мог заставить себя идти дальше. 

Свернув на Сент-Джонс-Вуд-роуд, я побежал к Килберну, спасаясь от этого 

невыносимого молчания. Я спрятался от ночи и тишины в извозчичьей будке на 

Харроу-роуд. Я просидел там почти всю ночь. Перед рассветом я немного 

приободрился и под мерцающими звездами пошел к Риджент-парку. Я заблудился 

и вдруг увидел в конце длинной улицы в предрассветных сумерках причудливые 

очертания Примроз-Хилла. На вершине, поднимаясь высоко навстречу 

бледневшим звездам, стоял третий марсианин, такой же прямой и неподвижный, 

как и остальные. 

Я решился на безумный поступок. Лучше умереть и покончить со всем. 

Тогда мне не придется убивать самого себя. И я решительно направился к