мне казалось, что там я мог бы разузнать, куда бежали жители Сэррея. Я 

хотел найти жену, но не знал, как ее найти, я тосковал по ней, я тосковал 

по всему человечеству. Я остро чувствовал свое одиночество. Свернув на 

перекрестке, я направился к обширной Уимблдонской равнине. 

На темной почве выделялись желтые пятна дрока и ракитника; красной 

травы не было видно. Я осторожна пробирался по краю открытого 

пространства. Между тем взошло солнце, заливая все кругом своим 

живительным светом. Я увидел в луже под деревьями выводок головастиков и 

остановился. Я смотрел на них, учась у них жизненному упорству. Вдруг я 

круто повернулся - я почувствовал, что за мной наблюдают, и, вглядевшись, 

заметил, что кто-то прячется в кустах. Постояв, я сделал шаг к кустам; 

оттуда высунулся человек, вооруженный тесаком. Я медленно приблизился к 

нему. Он стоял молча, не шевелясь, и смотрел на меня. 

Подойдя еще ближе, я разглядел, что он весь в пыли и в грязи, совсем 

как я, - можно было подумать, что его протащили по канализационной трубе. 

Подойдя еще ближе, я увидел, что одежда на нем вся в зеленых пятнах ила, в 

коричневых лепешках засохшей глины и в саже. Черные волосы падали ему на 

глаза, лицо было грязное и осунувшееся, так что в первую минуту я не узнал 

его. На его подбородке алел незаживший рубец. 

- Стой! - закричал он, когда я подошел к нему на расстояние десяти 

ярдов. Я остановился. Голос у него был хриплый. - Откуда вы идете? - 

спросил он. 

Я настороженно наблюдал за ним. 

- Я иду из Мортлейка, - ответил я. - Меня засыпало возле ямы, которую 

марсиане вырыли около своего цилиндра... Я выбрался оттуда и спасся. 

- Тут нет никакой еды, - заявил он. - Это моя земля. Весь этот холм до 

реки и в ту сторону до Клэпхема и до выгона. Еды тут найдется только на 

одного. Куда вы идете? 

Я ответил не сразу. 

- Не знаю, - сказал я. - Я просидел в развалинах тринадцать или 

четырнадцать дней. Я не знаю, что случилось за это время. 

Он посмотрел на меня недоверчиво, потом выражение его лица изменялось. 

- Я не собираюсь здесь оставаться, - сказал я, - и думаю пойти в 

Лезерхэд: там я оставил жену. 

Он ткнул в меня пальцем. 

- Так это вы, - спросил он, - человек из Уокинга? Так вас не убило под 

Уэйбриджем? 

В ту же минуту и я узнал его. 

- Вы тот самый артиллерист, который зашел ко мне в сад? 

- Поздравляю! - сказал он. - Нам обоим повезло. Подумать только, что 

это вы! 

Он протянул мне руку, я пожал ее. 

- Я прополз по сточной трубе, - продолжал он. - Они не всех перебили. 

Когда они ушли, я полями пробрался к Уолтону. Но послушайте... Не прошло и 

шестнадцати дней, а вы совсем седой. - Вдруг он оглянулся через плечо. - 

Это грач, - сказал он. - Теперь замечаешь даже тень от птичьего крыла. 

Здесь уж больно открытое место. Заберемтесь-ка в кусты и потолкуем. 

- Видели вы марсиан? - спросил я. - С тех пор как я выбрался... 

- Они ушли к Лондону, - перебил он. - Мне думается, они там устроили 

большой лагерь. Ночью в стороне Хэмпстеда все небо светится. Точно над 

большим городом. И видно, как движутся их тени. А днем их не видать. Ближе 

не показывались... - Он сосчитал по пальцам. - Вот уже пять дней... Тогда 

двое из них тащили что-то большое к Хаммерсмиту. А позапрошлую ночь... - 

Он остановился и многозначительно добавил: - ...появились какие-то огни и 

в воздухе что-то носилось. Я думаю, они построили летательную машину и 

пробуют летать. 

Я застыл на четвереньках, - мы уже подползали к кустам. 

- Летать?! 

- Да, - повторил он, - летать. 

Я залез поглубже в кусты и уселся на землю. 

- Значит, с человечеством будет покончено... - сказал я. - Если это им 

удастся, они попросту облетят вокруг света... 

Он кивнул. 

- Они облетят. Но... Тогда здесь станет чуточку легче. Да, впрочем... - 

Он посмотрел на меня. - Разве вам не ясно, что с человечеством уже 

покончено? Я в этом убежден. Мы уничтожены... Разбиты... 

Я взглянул на него. Как это ни странно, эта мысль, такая очевидная, не 

приходила мне в голову. Я все еще смутно на что-то надеялся, - должно 

быть, по привычке. Он решительно повторил: 

- Разбиты! 

- Все кончено, - сказал он. - Они потеряли одного, только одного. Они 

здорово укрепились и разбили величайшую державу в мире. Они растоптали 

нас. Гибель марсианина под Уэйбриджем была случайностью. И эти марсиане 

только пионеры. Они продолжают прибывать. Эти зеленые звезды, я не видал 

их уже пять или шесть дней, но уверен, что они каждую ночь где-нибудь да 

падают. Что делать? Мы покорены. Мы разбиты. 

Я ничего не ответил. Я сидел, молча глядя перед собой, тщетно стараясь 

найти какие-нибудь возражения. 

- Это даже не война, - продолжал артиллерист. - Разве может быть война 

между людьми и муравьями? 

Мне вдруг вспомнилась ночь в обсерватории. 

- После десятого выстрела они больше не стреляли с Марса, по крайней 

мере, до прибытия первого цилиндра. 

- Откуда вы это знаете? - спросил артиллерист. 

Я объяснил. Он задумался. 

- Что-нибудь случилось у них с пушкой, - сказал он. - Да только что из 

того? Они снова ее наладят. Пусть даже будет небольшая отсрочка, разве это 

что-нибудь изменит? Люди - и муравьи. Муравьи строят город, живут своей 

жизнью, ведут войны, совершают революции, пока они не мешают людям; если 

же они мешают, то их просто убирают. Мы стали теперь муравьями. Только... 

- Что? - спросил я. 

- Мы съедобные муравьи. 

Мы молча переглянулись. 

- А что они с нами сделают? - спросил я. 

- Вот об этом-то я и думаю, - ответил он, - все время думаю. Из 

Уэйбриджа я пошел к югу и всю дорогу думал. Я наблюдал. Люди потеряли 

голову, они скулили и волновались. Я не люблю скулить. Мне приходилось 

смотреть в глаза смерти. Я не игрушечный солдатик и знаю, что умирать -