Переменив платье, я поднялся в свой кабинет, почему именно туда, я и 

сам не знаю. Из окна были видны деревья и железнодорожная станция около 

Хорселлской пустоши. В суматохе отъезда мы забыли закрыть это окно. В 

коридоре было темно, и комната тоже казалась темной по контрасту с 

пейзажем в рамке окна. Я остановился в дверях, как вкопанный. 

Гроза прошла. Башни Восточного колледжа и сосны вокруг него исчезли; 

далеко вдали в красном свете виднелась пустошь и песчаный карьер. На фоне 

зарева метались гигантские причудливые черные тени. 

Казалось, вся окрестность была охвачена огнем: по широкому склону холма 

пробегали языки пламени, колеблясь и извиваясь в порывах затихающей бури, 

и отбрасывали красный отсвет на стремительные облака. Иногда дым близкого 

пожарища заволакивал окно и скрывал тени марсиан. Я не мог рассмотреть, 

что они делали; их очертания вырисовывались неясно, они возились над 

темной грудой, которую я не мог разглядеть. Я не видел и ближайшего 

пожара, хотя отблеск его играл на стенах и на потолке кабинета. 

Чувствовался сильный запах горящей смолы. 

Я тихо притворил дверь и подкрался к окну. Передо мной открылся более 

широкий вид - от домов вокруг станции Уокинг до обугленных, почерневших 

сосновых лесов Байфлита. Вблизи арки на линии железной дороги, у подножия 

холма, что-то ярко горело; многие дома вдоль дороги к Мэйбэри и на улицах 

вблизи станции тлели в грудах развалин. Сперва я не мог разобрать, что 

горело на линии железной дороги; огонь перебегал по какой-то черной груде, 

направо виднелись желтые продолговатые предметы. Потом я разглядел, что 

это был потерпевший крушение поезд; передние вагоны были разбиты и горели, 

а задние еще стояли на рельсах. 

Между этими тремя очагами света - домами, поездом и охваченными 

пламенем окрестностями Чобхема - тянулись черные полосы земли, кое-где 

пересеченные полосками тлеющей и дымящейся почвы. Это странное зрелище - 

черное пространство, усеянное огнями, - напомнило мне гончарные заводы 

ночью. Сначала я не заметил людей, хотя и смотрел очень внимательно. Потом 

я увидел у станции Уокинг, на линии железной дороги, несколько мечущихся 

темных фигурок. 

И этим огненным хаосом был тот маленький мирок, в котором я безмятежно 

жил столько лет! Я не знал, что произошло в течение последних семи часов; 

я только начинал смутно догадываться, что есть какая-то связь между этими 

механическими колоссами и теми неповоротливыми чудовищами, которые на моих 

глазах выползли из цилиндра. С каким-то странным любопытством стороннего 

зрителя я придвинул свое рабочее кресло к окну, уселся и начал наблюдать; 

особенно заинтересовали меня три черных гиганта, расхаживавшие в свете 

пожарища около песчаного карьера. 

Они, видимо, были очень заняты. Я старался догадаться, что они там 

делают. Неужели это одухотворенные механизмы? Но ведь это невозможно. 

Может быть, в каждом из них сидит марсианин и двигает, повелевает, 

управляет им так же, как человеческий мозг управляет телом. Я стал 

сравнивать их с нашими машинами и в первый раз в жизни задал себе вопрос: 

какими должны казаться разумному, но менее развитому, чем мы, существу 

броненосцы или паровые машины? 

Гроза пронеслась, небо очистилось. Над дымом пожарищ блестящий, 

крохотный, как булавочная головка, Марс склонялся к западу. Какой-то 

солдат полез в мой сад. Я услыхал легкое царапанье и, стряхнув владевшее 

мной оцепенение, увидел человека, перелезающего через частокол. Мой 

столбняк сразу прошел, и я быстро высунулся в окно. 

- Тсс... - прошептал я. 

Он в нерешительности уселся верхом на заборе. Потом спрыгнул в сад и, 

согнувшись, бесшумно ступая, прокрался через лужайку к углу дома. 

- Кто там? - шепотом спросил он, стоя под окном и глядя вверх. 

- Куда вы идете? - спросил я. 

- Я и сам не знаю. 

- Вы ищете, где бы спрятаться? 

- Да. 

- Войдите в дом, - сказал я. 

Я сошел вниз и открыл дверь, потом снова запер ее. Я не мог разглядеть 

лица солдата. Он был без фуражки, мундир был расстегнут. 

- О господи! - сказал он, когда я впустил его. 

- Что случилось? - спросил я. 

- И не спрашивайте. - Несмотря на темноту, я увидел, что он безнадежно 

махнул рукой. - Они смели нас, просто смели, - повторял он. 

Почти машинально он вошел за мной в столовую. 

- Выпейте виски, - предложил я, наливая ему солидную порцию. 

Он выпил. Потом опустился на стул у стола, уронил голову на руки и 

расплакался, как ребенок. Забыв о своем недавнем приступе отчаяния, я с 

удивлением смотрел на него. 

Прошло довольно много времени, пока он овладел собой и смог отвечать на 

мои вопросы. Он говорил отрывисто и путано. Он был ездовым в артиллерии и 

принял участие в бою только около семи часов вечера. В это время стрельба 

на пустоши была в полном разгаре; говорили, что первая партия марсиан 

медленно ползет ко второму цилиндру под прикрытием металлической брони. 

Потом эта металлическая броня превратилась в треножник, очевидно, в ту 

первую военную машину, которую я увидел. Орудие, при котором находился мой 

гость, было установлено близ Хорселла для обстрела песчаного карьера, и 

это ускорило события. Когда ездовые с лафетом отъезжали в сторону, его 

лошадь оступилась и упала, сбросив его в рытвину. В ту же минуту пушка 

взлетела на воздух вместе со снарядами; все было охвачено огнем, и он 

очутился погребенным под грудой обгорелых трупов людей и лошадей. 

- Я лежал тихо, - рассказывал он, - полумертвый от страха. На меня 

навалилась передняя часть лошади. Они нас смели. А запах, боже мой! Точно 

пригорелое жаркое. Я расшиб спину при падении. Так я лежал, пока мне не 

стало немного лучше. Только минуту назад мы ехали, точно на парад, - и 

вдруг разбиты, сметены, уничтожены. 

- Нас смели! - повторял он. 

Он долго прятался под тушей лошади, посматривая украдкой на пустошь.