Андрей Сергеевич Некрасов. Приключения капитана Врунгеля 

Глава I, в которой автор знакомит читателя с героем и в которой нет ничего необычайного 

Навигацию у нас в мореходном училище преподавал Христофор 

Бонифатьевич Врунгель. 

- Навигация, - сказал он на первом уроке, - это наука, которая учит 

нас избирать наиболее безопасные и выгодные морские пути, прокладывать эти 

пути на картах и водить по ним корабли... Навигация, - добавил он 

напоследок, - наука не точная. Для того чтобы вполне овладеть ею, 

необходим личный опыт продолжительного практического плавания... 

Вот это ничем не замечательное вступление послужило для нас причиной 

жестоких споров и всех слушателей училища разбило на два лагеря. Одни 

полагали, и не без основания, что Врунгель - не иначе, как старый морской 

волк на покое. Навигацию он знал блестяще, преподавал интересно, с 

огоньком, и опыта у него, видимо, хватало. Похоже было, что Христофор 

Бонифатьевич и в самом деле избороздил все моря и океаны. 

Но люди, как известно, бывают разные. Одни доверчивы сверх всякой 

меры, другие, напротив, склонны к критике и сомнению. Нашлись и среди нас 

такие, которые утверждали, что наш профессор, в отличие от прочих 

навигаторов, сам никогда не выходил в море. 

В доказательство этого вздорного утверждения они приводили внешность 

Христофора Бонифатьевича. А внешность его действительно как-то не вязалась 

с нашим представлением о бравом моряке. 

Христофор Бонифатьевич Врунгель ходил в серой толстовке, подпоясанной 

вышитым пояском, волосы гладко зачесывал с затылка на лоб, носил пенсне на 

черном шнурке без оправы, чисто брился, был тучным и низкорослым, голос 

имел сдержанный и приятный, часто улыбался, потирал ручки, нюхал табак и 

всем своим видом больше походил на отставного аптекаря, чем на капитана 

дальнего плавания. 

И вот, чтобы решить спор, мы как-то попросили Врунгеля рассказать нам 

о своих былых походах. 

- Ну, что вы! Не время сейчас, - возразил он с улыбкой и вместо 

очередной лекции устроил внеочередную контрольную по навигации. 

Когда же после звонка он вышел с пачкой тетрадок под мышкой, наши 

споры прекратились. С тех пор никто уже не сомневался, что, в отличие от 

прочих навигаторов, Христофор Бонифатьевич Врунгель приобрел свой опыт 

домашним порядком, не пускаясь в дальнее плавание. 

Так бы мы и остались при этом ошибочном мнении, если бы мне весьма 

скоро, но совершенно неожиданно не посчастливилось услышать от самого 

Врунгеля рассказ о кругосветном путешествии, полном опасностей и 

приключений. 

Вышло это случайно. В тот раз после контрольной Христофор 

Бонифатьевич пропал. Дня через три мы узнали, что по дороге домой он 

потерял в трамвае калоши, промочил ноги, простудился и слег в постель. А 

время стояло горячее: весна, зачеты, экзамены... Тетради нужны были нам 

каждый день... И вот меня как старосту - курса командировали к Врунгелю на 

квартиру. 

Я отправился. Без труда нашел квартиру, постучал. И тут, пока я стоял 

перед дверью, мне совершенно ясно представился Врунгель, обложенный 

подушками и укутанный одеялами, изпод которых торчит покрасневший от 

простуды нос. 

Я постучал снова, погромче. Мне никто не ответил. Тогда я нажал 

дверную ручку, распахнул дверь и... остолбенел от неожиданности. 

Вместо скромного отставного аптекаря за столом, углубившись в чтение 

какой-то древней книги, сидел грозный капитан в полной парадной форме, с 

золотыми нашивками на рукавах. Он свирепо грыз огромную прокуренную 

трубку, о пенсне и помину не было, а седые, растрепанные волосы клочьями 

торчали во все стороны. Даже нос, хотя он и действительно покраснел, стал 

у Врунгеля как-то солиднее и всеми своими движениями выражал решительность 

и отвагу. 

На столе перед Врунгелем в специальной стоечке стояла модель яхты с 

высокими мачтами, с белоснежными парусами, украшенная разноцветными 

флагами. Рядом лежал секстант. Небрежно брошенный сверток карт наполовину 

закрывал сушеный акулий плавник. На полу вместо ковра распласталась 

моржовая шкура с головой и с клыками, в углу валялся адмиралтейский якорь 

с двумя смычками ржавой цепи, на стене висел кривой меч, а рядом с ним - 

зверобойный гарпун. Было еще что-то, но я не успел рассмотреть. 

Дверь скрипнула. Врунгель поднял голову, заложил книжку небольшим 

кинжалом, поднялся и, шатаясь как в шторм, шагнул мне навстречу. 

- Очень приятно познакомиться. Капитан дальнего плавания Врунгель 

Христофор Бонифатьевич, - произнес он громовым басом, протягивая мне руку. 

- Чему обязан вашим посещением? 

Я, признаться, немножко струсил. 

- Да вот, Христофор Бонифатьевич, насчет тетрадок... ребята 

прислали... - начал было я. 

- Виноват, - перебил он меня, - виноват, не узнал. Болезнь проклятая 

всю память отшибла. Стар стал, ничего не поделаешь... Да... так, говорите, 

за тетрадями? - переспросил Врунгель и, склонившись, стал рыться под 

столом. 

Наконец он достал оттуда пачку тетрадей и хлопнул по ним своей 

широкой волосатой рукой, да так хлопнул, что пыль полетела во все стороны. 

- Вот, извольте, - сказал он, предварительно громко, со вкусом, 

чихнув, - у всех "отлично"... Да-с, "отлично"! Поздравляю! С полным 

знанием науки кораблевождения пойдете бороздить морские просторы под сенью 

торгового флага... Похвально, к тому же, знаете, и занимательно. Ах, 

молодой человек, сколько непередаваемых картин, сколько неизгладимых 

впечатлений ждет вас впереди! Тропики, полюса, плаванье по дуге большого 

круга... - прибавил он мечтательно. - Я, знаете, всем этим бредил, пока 

сам не поплавал. 

- А вы разве плавали? - не подумав, воскликнул я. 

- А как же! - обиделся Врунгель. - Я-то? Я плавал. Я, батенька, 

плавал. Очень даже плавал. В некотором роде единственный в мире 

кругосветный поход на двухместной парусной яхте. Сто сорок тысяч миль.