запертый чемоданчик домой. Странно!.. Зачем же тогда чемпион таскал его 

в бассейн?! 

- Золото он там носит, что ли?! - шутили они. - Боится дома оставить, 

чтоб не украли! 

И действительно, было похоже, что в чемодане в самом деле лежит 

золото. Один из инструкторов попробовал передвинуть его на другое место 

и удивился - какой тяжелый! 

Леонид однажды услышал эти шутки. Он поставил чемоданчик на стол, 

щелкнул замком: 

- Оп-ля! Фокус номер один! - и распахнул крышку. 

В чемодане вплотную друг к другу лежали два самых обыкновенных 

кирпича. 

Кочетов носил их всегда с собой, чтобы мускулы больной руки привыкли 

к напряжению. Сначала он клал в чемодан один кирпич, потом два. Носить 

кирпичи открыто было неудобно, все обращали бы внимание. Поэтому Леонид 

запаковал свое "сокровище" в чемодан. 

Однажды он попросил у соседки баян. Муж ее сражался на фронте, и 

играть было некому. Она охотно дала Леониду инструмент. С тех пор каждый 

вечер через стенку из комнаты Кочетова доносились к соседке звуки баяна. 

Та любила музыку и сперва прислушивалась, желая понять, какую песню 

играет Леонид. Но сквозь стенку неслись какие-то дикие, бессвязные 

звуки. 

"Что за ерунда? - изумлялась соседка. - Да он, пожалуй, никогда не 

держал баяна!" 

Кочетов действительно не умел играть на баяне. Но все же он 

регулярно, каждый вечер, извлекал из инструмента нестройные, сумбурные 

звуки. Баян, как и кирпичи, служил лекарством. Когда Леонид 

почувствовал, что пальцы его правой руки начинают понемногу оживать, он 

решил каждый день двигать ими. Но просто шевелить пальцами было 

тоскливо. Тогда он и принялся играть на баяне. 

Пожалуй, больше всех в квартире любила Кочетова четырехлетняя 

соседкина дочурка Анечка. 

Каждый вечер нетерпеливо поджидала она возвращения дяди Лени с работы 

и с радостным визгом врывалась в его комнату. 

Анечка сразу же, по-хозяйски, направлялась к окну и, встав на 

цыпочки, доставала с подоконника коробок спичек. 

Потом она садилась дяде Лене на колени и ждала, пока он построит из 

спичек колодец. 

Пальцы плохо слушались Леонида, но он упрямо строил колодец одной 

только правой рукой. Трудно было ухватить спичку негнущимися пальцами, 

положить ее куда надо и при этом неловким движением не развалить все 

сооружение. 

Капли пота выступали у него на лбу, когда он занимался этим нехитрым 

строительством, будто не из спичек складывался сруб, а из настоящих 

тяжелых пятивершковых бревен. 

Анечка сидела оттопырив губки и нетерпеливо подняв пухлую ручку. 

Девочка и не догадывалась, как тяжело дяде Лене строить колодец. 

Наоборот, она думала, что эта игра нравится ему. Иначе зачем бы он 

каждый вечер сооружал колодцы, поезда и домики?! 

Как только строительство заканчивалось, Анечка ударяла по колодцу 

рукой и разрушала постройку. Этот момент в игре нравился ей больше 

всего. Она захлебывалась от восторга. 

Дядя Леня не сердился и терпеливо начинал строить заново. Это 

особенно привлекало к нему девочку. Дядя Леня был, конечно, лучше всех 

взрослых. Мама, например, всегда сердилась, когда Анечка ломала игрушки 

или постройки. А дядя Леня лишь смеялся. 

Спички тоже служили лекарством. Они приучали пальцы быть послушными, 

подвижными, ловкими. Поэтому Кочетов и не мешал Анечке ломать очередной 

колодец. Все равно он разрушил бы его сам. Леонид дал себе задание: 

каждый вечер строить пять колодцев - и точно выполнял его. 

Полтора года прошло С тех пор, как он покинул госпиталь и уехал из 

Ленинграда. Полтора года, пятьсот пятьдесят дней. И среди них не было ни 

одного, когда бы он не упражнялся. Его больная рука не знала покоя. 

Пятьсот пятьдесят раз всходило солнце, и пятьсот пятьдесят раз Леонид 

совершал свою утреннюю пробежку и получасовую "снарядовую гимнастику". 

Так: он в шутку называл тренировку больной руки на лечебных аппаратах. 

Каждый вечер, когда приволжский город погружался в темноту, Леонид 

перед сном не меньше часа проделывал всевозможные упражнения. 

Однажды вечером с главного почтамта неожиданно пришло извещение. 

Кочетову предлагалось срочно прийти на телефонный переговорный пункт: 

вызывала Москва. 

Молоденькая телефонистка со слипающимися глазами сонным голосом 

сказала Леониду, чтобы он прошел в маленькую темную кабинку. Выключателя 

на стене не оказалось. Искать его было некогда, и Леонид шагнул прямо в 

темноту. Но, едва он ступая на пол кабинки, под потолком сама вспыхнула 

лампочка. Леонид сразу вспомнил тетю Клаву: у нее в квартире так же 

зажигался свет. 

Телефонная трубка молчала. Взволнованный Леонид слышал в ней лишь 

легкий звон. Казалось, это звенят провода, бегущие отсюда - через леса, 

поля и горы - прямо в Москву. 

- Говорите! - услышал он в трубке сонный голос девушки-телефонистки. 

- Алло! - закричал Леонид. 

Трубка молчала. 

Вдруг в ней что-то затрещало и издалека донеслись какие-то слова. 

Слышимость была плохая. Слов Кочетов не разобрал, но голос узнал сразу. 

Знакомый гудящий бас... Виктор! Конечно, это он. 

- Витька! - радостно закричал Леонид. 

Но бас в трубке невозмутимо продолжал гудеть. Как ни прислушивался 

Кочетов, - ничего невозможно было разобрать. Тогда Леонид, не слушая, 

сам стал кричать в трубку. Так они и говорили одновременно. 

- Время истекает! Кончайте разговор! - раздался в трубке голос 

телефонистки. 

- Минутку! - крикнул Кочетов, и вдруг слышимость стала чудесной. Он 

услыхал даже, как Виктор там, в Москве, за сотни километров сильно дунул 

в трубку. Казалось, Важдаев стоит вот тут, рядом, за тонкой фанерной 

стенкой кабинки. 

- ...К нам, в Москву! - ясно услышал Леонид конец фразы. - Вместе 

будем тренироваться! Как рука-то? 

- В порядке! - крикнул Кочетов. - Что в Москве?.. 

Но тут в трубке что-то затрещало. Сразу наступила тишина. И снова