концертов. Пониже стояли спортивные книги - о тренировке лыжника, 

конькобежца, футболиста, учебники по физиологии, анатомии, календари 

состязаний, книги о выдающихся мастерах спорта. 

Самую нижнюю полку занимали пособия по плаванию. 

- Говорят, по книгам можно точно определить, кто их хозяин, - с 

улыбкой сказал Федя. - А тут не разберешься. Кто владеет этими книгами? 

Философ? Музыкант?.. 

- Спортсмен! - сердито ответил Кочетов. Он помолчал и хмуро добавил: 

- Только, к сожалению, плохой! 

Леонида в эти дни все раздражало. Он не мог спокойно смотреть и на 

веснушчатого весельчака-массажиста. Чтобы не сказать ему что-нибудь 

резкое, Кочетов запирался в своей комнате. 

Уязвленное самолюбие и гордость в первое время не давали ему спать по 

ночам, обидные мысли преследовали его на прогулках. Он не мог читать, не 

хотел никого видеть. Никого - даже Галузина и Гаева. 

Студенты-однокурсники чувствовали, как тяжело сейчас Леониду. 

Стараясь не быть навязчивыми, они все же умудрялись под разными 

предлогами несколько раз в день навещать друга. 

Первой в комнату Кочетова влетела Ласточкина. Как всегда веселая, 

энергичная, она затормошила Леонида. Еще была зима, но Аня уже 

готовилась к лету. У нее появилось новое увлечение - туризм. Она горячо 

уговаривала Кочетова направиться на Кавказ и исходить его вдоль и 

поперек. 

Собираясь к Леониду, Аня долго, стояла перед зеркалом. 

К счастью, густой румянец, так мучивший ее в школе, постепенно 

исчезал. Это было странно: ведь Аня теперь много занималась спортом, 

подолгу бывала на воздухе. Но факт оставался фактом - румянец бледнел. А 

может быть, помогло снадобье, рекомендованное подругой: смесь уксуса с 

крепким чаем? 

Аня тщательно обдумала предстоящий разговор с Леонидом. Нет, о 

плавании, о рекорде - ни слова. Если Леонид сам начнет об этом, - надо 

повернуть в другое русло. Нельзя растравлять рану. 

Аня выполнила свое решение: все время беззаботно болтала о будущем 

путешествии по Военно-Сухумской дороге, о переходе через Клухорский 

перевал, о рюкзаках, палатках, примусах, сухом бульоне и альпенштоках. 

В конце концов и молчаливый Леонид раскачался, стал вместе с ней 

деловито высчитывать, сколько нужно денег. К сожалению, оказалось - 

меньше чем по девятисот рублей на брата не обойтись. 

Вслед за Ласточкиной у Кочетова побывали и Федя Маслов, и Галя 

Зубова, и Виктор Малинин. Виктор чуть не силой потащил Леонида на каток 

- смотреть хоккейный матч. Цель у всех была одна, как сказала 

Ласточкина: "Не давать Леониду киснуть!" 

Гаев и Галузин понимали состояние Кочетова и не беспокоили его. Они 

знали - это бывает у всех спортсменов и скоро пройдет. И действительно, 

это прошло. 

На третий день Кочетов сам позвонил Гаеву. 

- Рекорд будет бит! - спокойно сказал он. 

- Конечно, - уверенно ответил Гаев. 

Да, рекорд будет бит. Леонид снова твердо верил в это. Но он решил не 

торопиться. Если судья снял его с заплыва, - значит он, Леонид Кочетов, 

допустил неправильность. Он не верил болельщикам и не думал, что судья 

ошибся. А раз с ним могло случиться такое, - надо опять тренироваться. 

И снова начались тренировки. 

Каждый день появлялись Кочетов с Галузиным в бассейне. Они приходили 

сюда, как на работу: всегда в одно и то же время, без пропусков и 

опозданий. 

Некоторые друзья Леонида удивлялись. 

- У него же рекорд в кармане, - недоуменно говорили они. - Почему он 

не плывет? 

А маловеры понимающе перемигивались: 

- Струсил Кочетов! Мурашки забегали! Так иногда бывает у спортсменов: 

появляется особое нервное состояние-робость перед ответственным 

выступлением. 

Это была неправда. 

Кочетов не боялся выступить. Но его гордость и самолюбие не позволяли 

ему снова потерпеть поражение. Он хотел действовать только наверняка. 

Каждый день много раз проплывал он весь бассейн из конца в конец. 

- Хочешь плавать быстро? Хочешь плавать быстро? - твердил он, плывя 

первую двадцатипятиметровку, совершал поворот и на обратном пути отвечал 

сам себе: - Тренируйся не спеша! Тренируйся не спеша! 

Это были любимые слова Галузина. 

Иван Сергеевич всегда находился тут же. Тщательно, как обычно, был 

отутюжен его костюм; казалось, тренер совершенно спокоен, и только одно 

доказывало, что он волнуется. Галузин теперь не мог ни минуты стоять на 

месте. Леонид сто раз проплывал весь бассейн, и сто раз вслед за ним по 

бортику пробегал Иван Сергеевич. 

После двух недель упорных тренировок Галузин и Гаев устроили пробный 

заплыв. И снова Леонид показал отличное время, лучше рекорда. 

И вот Кочетов в четвертый раз вышел на старт. Но возбужденное, 

нервное состояние, три неудачи подряд, видимо, сказались на пловце. Они 

где-то в глубине души поколебали его уверенность в своих силах. Леонид 

чуть-чуть задержался на тумбочке после сигнала "марш!", боясь нового 

фальстарта. Он слишком тщательно делал повороты, чтобы опять не 

допустить ошибки, и терял на этом драгоценные мгновения. 

После заплыва главный судья объявил - 2 минуты 40,7 секунды. Старый 

рекорд уцелел: Кочетов "не дотянул" до него всего 0,1 секунды. 

Сэр Томас мог радоваться! Леонид никогда не видел англичанина, даже 

на фотографии, но мысленно он четко представлял своего далекого 

противника. Конечно, он - сухопарый, длинный. Пунктуален и надменен, как 

истый английский лорд. Возможно, даже носит монокль, как Чемберлен. 

Впрочем, нет. Томас - спортсмен, зрение у него, вероятно, хорошее. 

Живет он, несомненно, в Лондоне. Где же еще может жить эта "гордость 

английского спорта"! 

Леонид яростно шагал по комнате взад в вперед. Ему казалось, что 

Томас презрительно ухмыляется. Да, к сожалению, сэр имеет все основания 

смеяться. Четыре раза пытался Кочетов побить его - и все безуспешно. Так