Захарьяна надо обогнать, а это потруднее, чем опередить француза! 

- Пойми, Леня, - снова перейдя на "ты", сказал Гаев и сел возле 

Кочетова, положив тяжелую руку ему на плечо. - Улучшить рекорд 

Захарьяна, конечно, нелегко. Но надо это сделать. Обязательно. Ты еще 

мальчишкой был, когда три года назад Захарьян обошел Ля-Бриеля. Ух, что 

тогда началось в мире! .. Буржуазные газеты вопили, что русские просто 

жульничают, что не мог какой-то Захарьян побить знаменитого Ля-Бриеля. А 

один бразильский чемпион заявил: если Захарьян и в самом деле обошел 

Ля-Бриеля - это чистая случайность. Мы должны доказать: нет, не 

случайность! 

Гаев на минуту замолчал и вдруг спросил у Леонида: 

- Ты помнишь время чемпиона Англии? 

- Время Томаса? - переспросил Кочетов. - 200 метров - 2 минуты 40,5 

секунды. 

- Правильно. На одну десятую секунды лучше Захарьяна. Так вот, 

Леня.,. Ты - комсомолец, объяснять тебе долго нечего. Нужно не только 

побить Захарьяна, но и обойти Томаса. Ясно? 

Тут в партком вошли три студентки-гимнастки, о чем-то громко споря на 

ходу, и все трое, перебивая друг друга, обратились к Гаеву. Леонид 

воспользовался удобным моментом и незаметно вышел. 

Он направился в бассейн и, стоя под душем, подумал: "А ведь придется 

побить рекорд!" 

И почему-то сразу стало легко и весело. 

Теперь все ясно. Хватит взвешивать и переживать. Надо работать. 

Подготовка началась уже на следующий день. 

Галузин принес в бассейн листок, исписанный мелким, четким почерком и 

вручил его Леониду. Это был новый, еще более суровый, режим дня. По 

часам и минутам на бумажке был расписан весь день Леонида. Тут были 

прогулки, тренировки, занятия в институте и снова тренировки и прогулки. 

Особенно поразила Леонида в этом листке последняя строчка: 

"Отбой-10-30". 

"В половине одиннадцатого?!" - Леонид чуть не свистнул от удивления и 

возмущения. Он привык ложиться в двенадцать, а если зачитается, - и 

позже. А тут - в такое детское время... 

- Иван Сергеевич, - как мог спокойнее, сказал он. - А если я захочу в 

театр? 

- Придется пока отложить... 

- Так... А в кино? 

- Это пожалуйста... На дневной сеанс! 

- Понятно, - Леонид, уже не скрывая злости, в упор смотрел на 

тренера. - Ну, а если надо подготовиться к семинару? 

- Днем готовься... 

- А если... 

- Разговорчики! - резко перебил Галузин. - Никаких "если"! И учти: 

буду контролировать. Приду в половине одиннадцатого, увижу не в кровати 

- баста. Сразу прекратим тренировки... 

К этой бумажке была приколота другая. В ней перечислялись различные 

блюда, которые отныне должен есть Кочетов. 

"Фрукты, овощи, фрукты, - думал Леонид, глядя на бумажку. - Капуста, 

брюква и еще какая-то петрушка!" 

- Иван Сергеевич! - взмолился он. - Вы меня травоядным сделаете! 

Утром - травки и фрукты, днем - фрукты и травки, вечером - опять травки. 

Но тренер так грозно взглянул на Леонида и косматые брови его при 

этом так плотно сомкнулись на переносице, что тот сразу понял: никаких 

поблажек теперь не жди. 

- Да, кстати, - сказал Галузин. - Ты курить снова не выучился? Только 

без вранья! 

- Честное комсомольское, - поклялся Леонид. - С того самого раза 

ни-ни... 

Года полтора назад, еще будучи школьником, Леня однажды, выйдя с 

ребятами из бассейна, закурил. Нет, он вовсе не так уж любил дымить. 

Просто - как раз накануне вечером, когда тетя чинила радиоприемник, - 

Леня устроился рядом с ней на кухне и смастерил из плоской металлической 

коробки замечательный портсигар. Приоткроешь крышку - пружинка сама 

выталкивает папиросу. И теперь ему не терпелось похвастать своим 

изделием перед ребятами. Портсигар переходил из рук в руки. 

- Ловко! - хвалили мальчишки. 

- Занятно, - заинтересованно сказал кто-то сзади. 

Леонид оглянулся и увидел тренера. 

- Занятно, - повторил Иван Сергеевич. - Давно небо коптишь? 

- Года два... 

- Хорошая штучка, - Иван Сергеевич снова с любопытством щелкнул 

крышкой самодельного портсигара. - Плавать хочешь? - неожиданно спросил 

он. 

Леня даже растерялся: 

- А как же!.. 

Тренер вдруг сделал легкое движение, и новенький портсигар, вертясь в 

воздухе, как бумеранг, полетел в воду. 

- Пловцы не курят, - отрезал Иван Сергеевич. - Запомни... 

Больше Леня ни разу не держал во рту папиросы. 

- Честное комсомольское? - переспросил тренер. - Вот и ладно... 

Галузин взялся за дело серьезно. В тот же день, перед заплывом, в 

бассейне появился институтский массажист Федя. 

Коренастый, подвижной массажист был страстным болельщиком. Он отлично 

разбирался во всех тонкостях футбола и плавания, бокса и бега на лыжах, 

гимнастики и тенниса, хотя сам не занимался ни одним видом спорта. 

Лицо Феди было ярко расцвечено веснушками, которые не сходили с его 

щек и носа ни зимой, ни летом. Они так густо покрывали Федино лицо, что 

кое-где сливались в большие рыжие пятна. Словно не умещаясь на щеках и 

носу, веснушки взбегали даже на лоб. Впрочем, они нисколько не портили 

настроения массажисту. Все привыкли видеть Федю вечно улыбающимся. 

Трудно было даже представить его грустным и, тем более, мрачным. 

Федя, шутя и балагуря, уложил Леонида на скамью. 

Ловкие быстрые пальцы массажиста то неслышно, мягко, словно 

бархатные, касались тела пловца, то вдруг наливались сталью и разминали 

каждый мускул рук, ног, плеч, груди, спины. 

Леонид поднялся со скамьи легким и свежим, как никогда. 

- Будьте здоровы, живите богато! - попрощался массажист. - Вечером 

ждите меня снова. 

Тренировки начались. 

Седоволосый Галузин будто помолодел. Он неутомимо бегал по бортику 

бассейна, с удивительной легкостью неся свое грузное тело. Первые три 

недели Иван Сергеевич не позволял Леониду плыть быстро. Каждое движение 

рук пловца, каждый толчок ногами расчленялись на десятки составных