Иван Сергеевич проверял, как учатся в школе его пловцы. 

В полной тишине тренер медленно передвигался вдоль шеренги, 

внимательно просматривал дневники. Он дошел уже до середины и вдруг 

остановился. 

- Максаков! Три шага вперед! - скомандовал он. 

Максаков смущенно вышел из строя. Он стоял "смирно", и с каждым 

мгновением лицо его все гуще краснело. 

- Так... - хмуро сказал Иван Сергеевич, разглядывая его дневник. - 

Значит "двойку" по химии заработал? 

В шеренге девочек кто-то тихо прыснул. 

Максаков молчал. 

- Отправляйся домой! - коротко приказал Иван Сергеевич. 

Максаков открыл было рот, желая что-то сказать в свое оправдание, но 

лишь вздохнул, молча взял дневник и, провожаемый взглядами ребят, быстро 

покинул зал. Он знал - возражать бесполезно. Тренер был в таких случаях 

неумолим. У него существовал закон: получивший "двойку" на две недели 

лишался права посещать бассейн. 

Если ученик за две недели исправлял "двойку" - милости просим, 

приходи. Не исправил - не появляйся в бассейне еще две недели. Того, кто 

и после месяца не улучшал своей успеваемости, Иван Сергеевич навсегда 

отчислял из школы плавания. 

- Не выйдет из тебя ничего путного! - сурово говорил он в таких 

случаях. - Лентяи всегда идут ко дну! 

Максаков ушел, а Иван Сергеевич продолжал проверять отметки. Он начал 

с левого фланга и теперь приближался к Кочетову, который был самым 

старшим и самым высоким в группе и стоял правофланговым. 

Ребята охотно протягивали тренеру дневники: больше ни у кого "двоек" 

не оказалось. Леня тоже уверенно подал Ивану Сергеевичу свой дневник. 

Там было только две "четверки", а остальные - "пятерки". Но Иван 

Сергеевич почему-то долго и пристально разглядывал его. 

"В чем дело?" - встревожился Леня. 

Наконец Иван Сергеевич вернул дневник: 

- Зайдешь ко мне после занятий! 

Плавая, Леня все время старался догадаться, зачем его зовет тренер. 

Кажется, ни в чем не провинился?! 

После занятий Леня поднялся на второй этаж, в кабинет Галузина. Это 

была большая комната. Стены ее от пола до потолка были покрыты масляной 

краской. На стене, напротив двери, висел лозунг: "Советские пловцы 

должны быть лучшими в мире!" Кроме лозунга, простого письменного стола и 

нескольких стульев, в кабинете ничего не было, поэтому просторная 

светлая комната казалась еще больше. 

- Надо нам серьезно потолковать, - сказал Иван Сергеевич. Он вышел 

из-за стола и сел рядом с Кочетовым. 

- Скоро кончаешь школу, - задумчиво сказал он. Это хорошо! - И, 

помолчав, прибавил: - Видишь ли, Леня, думаю я, - лучше тебе на время 

перестать посещать бассейн. Не кипятитесь, не кипятитесь! - улыбнулся 

он, видя, что Кочетов собирается возражать. Знаю - ты отличник. Но 

сейчас, дорогой мой, у тебя очень ответственная пора. Поверь мне, - 

Галузин положил ладонь на Ленину руку. - Я уже был таким, как ты, а ты 

еще не был в моем возрасте. Значит, мне виднее. Правда, сам я в 

молодости не учился, а воевал... 

Он задумался и вдруг с улыбкой сказал: 

- А бассейн не уплывет! 

Леня удивленно вспомнил, что эту же фразу он уже слышал сегодня в 

комитете комсомола от Виктора Корякина. Сговорились они все, что ли? 

- Значит, решили, - сказал Галузин, - до окончания школы ты в бассейн 

- ни ногой! 

Кочетов молчал. Замолчал и Галузин. 

- Ну, а после школы куда? - наконец спросил Иван Сергеевич. 

- Сам еще точно не знаю, - смутился Леня. - Думаю, в институт 

физкультуры... 

- Взвесь все хорошенько, Леня, - сказал Галузин. - Меня, откровенно 

скажу, радует твой выбор. Но те, кто думают, что в институте Лесгафта 

учиться легче, чем в других институтах, - жестоко ошибаются. В труде 

создается спортсмен. "Километры делают чемпиона!" - повторил Галузин 

любимую свою поговорку. И какой это напряженный, тяжелый, упорный труд! 

Спортсмен тренирует не только мускулы, но в первую очередь волю, 

упорство, воспитывает в себе непреклонное стремление к победе. 

Этот труд скрыт от зрителей, и многие из сидящих на трибунах часто и 

не догадываются о нем. Метнул кто-то копье дальше всех... "Ну и что? 

Значит, у неге мышцы крепче, чем у других! Вот и все!" - так думают 

некоторые зрители. 

Я тебе когда-нибудь расскажу подробно об одной копьеметательнице... - 

тут Галузин назвал фамилию известной советской спортсменки. - Девять лет 

она тренировалась, чтобы побить мировой рекорд немки Мейерберг. Девять 

лет, изо дня в день. Не денег, не личной славы добивалась спортсменка. 

Она страстно хотела, чтобы этот рекорд принадлежал нашей Родине. 

Возле ее дома когда-то рос старый жилистый дуб. Его давным-давно 

спилили, остался могучий, в три обхвата, пень. Каждое утро подходила 

спортсменка к этому крепкому как камень пню и тупым топором рубила его. 

Пень дуба-великана она, конечно, так и не срубила, но мускулы рук у нее 

стали сильнее. Она читала книги по физиологии, изучала строение 

человеческого тела, изобретала сотни новых приемов - изменяла темп 

разбега, положение ног при броске, по-разному держала копье. 

Она выжимала штангу, толкала ядро, прыгала и бегала - каждый день, 

девять лет! И все-таки добилась своего: послала копье за пятьдесят 

метров и установила мировой рекорд! 

Галузин помолчал, будто вспоминая что-то: 

- Я мог бы рассказать тебе еще - о непобедимое борце Иване Поддубном. 

До глубокой старости, copoк лет подряд выступал он во всех странах мира 

и неизменно укладывал на обе лопатки всех своих противников: американцев 

и англичан, французов и итальянцев, египтян и шведов. О себе он говорил: 

"Я родился не богатырем, а обыкновенным деревенским парнем". Он всю 

жизнь тренировался и поэтому стал силачом. Недаром Поддубный любил 

повторять: "Хочешь быть сильным - трудись, работай, упражняйся".