разрешать, что намерения мои тверды и непреложны. Это подземелье - не 

место для шуток. Здесь бывали узники в десять тысяч раз поважнее тебя, и 

они умирали тут, и никто об этом не узнавал никогда. Но тебе предстоит 

смерть медленная и тяжелая - по сравнению с ней они умирали легко. 

Он снова движением руки подозвал невольников и сказал им что-то впол- 

голоса на их языке: Фрон де Беф побывал в Палестине и, быть может, имен- 

но там научился столь варварской жестокости. Сарацины достали из своих 

корзин древесного угля, мехи и бутыль с маслом. Один из них высек огонь, 

а другой разложил угли на широком очаге, о котором мы говорили выше, и 

до тех пор раздувал мехи, пока уголья не разгорелись докрасна. 

- Видишь, Исаак, эту железную решетку над раскаленными угольями? - 

спросил Фрон де Беф. - Тебя положат на эту теплую постель, раздев дого- 

ла. Один из этих невольников будет поддерживать огонь под тобой, а дру- 

гой станет поливать тебя маслом, чтобы жаркое не подгорело. Выбирай, что 

лучше: ложиться на горячую постель или уплатить мне тысячу фунтов сереб- 

ра? Клянусь головой отца моего, иного выбора у тебя нет. 

- Невозможно! - воскликнул несчастный еврей. - Не может быть, чтобы 

таково было действительное ваше намерение! Милосердный творец никогда не 

создаст сердца, способного на такую жестокость. 

- Не верь в это, Исаак, - сказал Фрон де Беф, - такое заблуждение - 

роковая ошибка. Неужели ты воображаешь, что я, видевший, как целые горо- 

да предавали разграблению, как тысячи моих собратий христиан погибали от 

меча, огня и потопа, способен отступить от своих намерений из-за криков 

какого-то еврея?.. Или ты думаешь, что эти черные рабы, у которых нет ни 

роду, ни племени, ни совести, ни закона, ничего, кроме желания их влады- 

ки, по первому знаку которого они жгут, пускают в ход отраву, кинжал, 

веревку - что прикажут... Уж не думаешь ли ты, что они способны на жа- 

лость? Но они не поймут даже тех слов, которыми ты взмолился бы о поща- 

де! Образумься, старик, расстанься с частью своих сокровищ, возврати в 

руки христиан некоторую долю того, что награбил путем ростовщичества. 

Если слишком отощает от этого твой кошелек, ты сумеешь снова его напол- 

нить. Но нет того лекаря и того целебного снадобья, которое залечило бы 

твою обгорелую шкуру и мясо после того, как ты полежишь на этой решетке. 

Соглашайся скорее на выкуп и радуйся, что так легко вырвался из этой 

темницы, откуда редко кто выходит живым. Не стану больше тратить слов с 

тобою. Выбирай, что тебе дороже: твое золото или твоя плоть и кровь. Как 

сам решишь, так и будет. 

- Так пусть же придут мне на помощь Авраам, Иаков и все отцы нашего 

племени, - сказал Исаак. - Не могу я выбирать, и нет у меня возможности 

удовлетворить ваши непомерные требования. 

- Хватайте его, рабы, - приказал рыцарь, - разденьте донага, и пускай 

отцы и пророки его племени помогают ему, как знают! 

Невольники, повинуясь скорее движениям и знакам, нежели словам баро- 

на, подошли к Исааку, схватили несчастного, подняли с полу и, держа его 

под руки, смотрели на хозяина, дожидаясь дальнейших распоряжений. Бедный 

еврей переводил глаза с лица барона на лица прислужников, в надежде за- 

метить хоть искру жалости, но Фрон де Беф взирал на него с той же холод- 

ной и угрюмой усмешкой, с которой начал свою жестокую расправу, тогда 

как в свирепых взглядах сарацин, казалось, чувствовалось радостное 

предвкушение предстоящего зрелища пыток, а не ужас или отвращение к то- 

му, что они будут их деятельными исполнителями. 

Тогда Исаак взглянул на раскаленный очаг, над которым собирались рас- 

тянуть его, и, убедившись, что его мучитель неумолим, потерял всю свою 

решимость. 

- Я заплачу тысячу фунтов серебра, - сказал он упавшим голосом и, 

несколько помолчав, прибавил: - Заплачу... Разумеется, с помощью моих 

собратий, потому что мне придется, как нищему, просить милостыню у две- 

рей нашей синагоги, чтобы собрать такую неслыханную сумму. Когда и куда 

ее внести? 

- Сюда, - отвечал Фрон де Беф, - вот здесь ты ее и внесешь весом и 

счетом, вот на этом самом полу. Неужели ты воображаешь, что я с тобой 

расстанусь прежде, чем получу выкуп? 

- А какое ручательство в том, что я получу свободу, когда выкуп будет 

уплачен? - спросил Исаак. 

- Довольно с тебя и слова норманского дворянина, ростовщичья душа, - 

отвечал Фрон де Беф. - Честь норманского дворянина чище всего золота и 

серебра, каким владеет твое племя. 

- Прошу прощения, благородный рыцарь, - робко сказал Исаак, - но по- 

чему же я должен полагаться на ваше слово, когда вы сами ни чуточки мне 

не доверяете? 

- А потому, еврей, что тебе ничего другого не остается, - отвечал ры- 

царь сурово. - Если бы ты был в эту минуту в своей кладовой, в Йорке, а 

я пришел бы к тебе просить взаймы твоих шекелей, тогда ты назначил бы 

мне срок возврата ссуды и условия обеспечения. Но здесь моя кладовая. 

Тут ты в моей власти, и я не стану повторять условия, на которых возвра- 

щу тебе свободу. 

Исаак испустил горестный вздох. 

- Освобождая меня, - сказал он, - даруй свободу и тем, которые были 

моими спутниками. Они презирали меня, как еврея, но сжалились над моей 

беспомощностью, из-за меня замешкались в пути, а потому и разделили со 

мной постигшее меня бедствие; кроме того, они могут взять на себя часть 

моего выкупа. 

- Если ты разумеешь тех саксонских болванов, то знай, что за них ист- 

ребуют иной выкуп, чем за тебя, - возразил Фрон де Беф. - Знай свое де- 

ло, а в чужие дела не суйся. 

- Стало быть, - сказал Исаак, - ты отпускаешь на свободу только меня 

да моего раненого друга? 

- Уж не должен ли я, - воскликнул Фрон де Беф, - два раза повторять 

сыну Израиля, чтобы он знал свое дело, а в чужие не вмешивался? Твой вы- 

бор сделан, тебе остается лишь уплатить выкуп, да поскорее. 

- Послушай, - обратился к нему еврей, - ради того, чтобы добыть этот