кали к мысли о мучениях, каким их могут подвергнуть, так что какое бы 

испытание ни предстояло им в действительности, оно не явилось бы для них 

неожиданностью. А именно неожиданность и заставляет людей терять голову. 

К тому же Исаак не первый раз попадал в опасное положение. Он был уже 

довольно опытен и надеялся, что и теперь ему удастся вывернуться из бе- 

ды, подобно тому как добыча иногда ускользает из рук охотника. Но превы- 

ше всего его поддерживало непреклонное упорство его племени и та твердая 

решимость, с которой дети Израиля переносили жесточайшие притеснения 

властей и насильников, лишь бы не дать своим мучителям того, что те же- 

лали от них получить. 

В этот час пассивного сопротивления, закутавшись в плащ, чтобы защи- 

титься от сырости, Исаак сидел в одном из углов подземелья. Вся его фи- 

гура, сложенные руки, растрепанные волосы и борода, меховой плащ и высо- 

кая желтая шапка при тусклом и рассеянном свете могли бы послужить от- 

личной моделью для Рембрандта. Так, не меняя позы, просидел Исаак часа 

три сряду. Вдруг на лестнице, ведшей в подземелье, послышались шаги. 

Заскрипели отодвигаемые засовы, завизжали ржавые петли, низкая дверь от- 

ворилась, и в темницу вошел Реджинальд Фрон де Беф в сопровождении двух 

сарацинских невольников Буагильбера. 

Фрон де Беф, человек высокого роста и крепкого телосложения, вся 

жизнь которого проходила на войне или в распрях с соседями, не останав- 

ливался ни перед чем ради расширения своего феодального могущества. Чер- 

ты его лица вполне соответствовали его характеру, выражая преимуществен- 

но жестокость и злобу. Многочисленные шрамы от ран, которые на лице дру- 

гого человека могли бы возбудить сочувствие и почтение, как доказа- 

тельства мужества и благородной отваги, его лицу придавали еще более 

свирепое выражение и увеличивали ужас, который оно внушало. На грозном 

бароне была надета плотно прилегавшая к телу кожаная куртка, поцарапан- 

ная панцирем и засаленная. У него не было иного оружия, кроме кинжала за 

поясом, уравновешивавшего связку тяжелых ключей с другой стороны. 

Чернокожие невольники, пришедшие вместе с бароном, были не в обычном 

роскошном одеянии, а в длинных рубашках и штанах из грубого холста. Ру- 

кава у них были засучены выше локтей, как у мясников, когда они принима- 

ются за дело на бойне. Оба держали в руках по корзинке. Войдя в темницу, 

они стали по обеим сторонам двери, которую Фрон де Беф собственноручно 

накрепко запер. Приняв такие меры предосторожности, он медленной пос- 

тупью прошел через весь подвал к Исааку, пристально глядя на него. Этим 

взглядом он желал отнять у еврея волю - так иные звери, как говорят, па- 

рализуют свою добычу. И точно, можно было подумать, что глаза барона 

имеют подобную силу над несчастным пленником. Иссак сидел неподвижно, 

раскрыв рот, и с таким ужасом глядел на свирепого рыцаря, что все тело 

его как бы уменьшилось в объеме под этим упорным зловещим взглядом люто- 

го норманна. Несчастный Исаак был не в состоянии не только встать и пок- 

лониться - он не мог даже снять шапку или выговорить хотя бы слово 

мольбы: он был убежден в том, что сейчас начнутся пытки и, быть может, 

его умертвят. 

Величавая фигура норманна все росла и росла в его глазах, как вырас- 

тает орел в ту минуту, как перья его становятся дыбом и он стремглав 

бросается на беззащитную добычу. Рыцарь остановился в трех шагах от уг- 

ла, где несчастный еврей съежился в комочек, и движением руки подозвал 

одного из невольников. Чернокожий прислужник подошел, вынул из своей 

корзинки большие весы и несколько гирь, положил их к ногам Фрон де Бефа 

и снова отошел к двери, где его сотоварищ стоял все так же неподвижно. 

Движения этих людей были медленны и торжественны, как будто в их душах 

заранее жило предчувствие ужасов и жестокостей. Фрон де Беф начал с то- 

го, что обратился к злополучному пленнику с такой речью. 

- Ты, проклятый пес! - сказал он, пробуждая своим низким и злобным 

голосом суровые отголоски под сводами подземелья. - Видишь ты эти весы? 

Несчастный Исаак только опустил голову. 

- На этих самых весах, - сказал беспощадный барон, - ты отвесишь мне 

тысячу фунтов серебра по точному счету и весу, определенному королевской 

счетной палатой в Лондоне. 

- Праотец Авраам! - воскликнул еврей. - Слыханное ли дело назначать 

такую сумму? Даже и в песнях менестрелей не поется о тысяче фунтов се- 

ребра... Видели ли когда-нибудь глаза человеческие такое сокровище? Да в 

целом городе Йорке, обыщи хоть весь мой дом и дома всех моих соплеменни- 

ков, не найдется и десятой доли того серебра, которое ты с меня требу- 

ешь! 

- Я человек разумный, - отвечал Фрон де Беф, и если у тебя недостанет 

серебра, удовольствуюсь золотом. Из расчета за одну монету золотом шесть 

фунтов серебра, можешь выкупить свою нечестивую шкуру от такого наказа- 

ния, какое тебе еще и не снилось. 

- Смилуйся надо мною, благородный рыцарь! - воскликнул Исаак. - Я 

стар, беден и беспомощен! Недостойно тебе торжествовать надо мной. Не 

великое дело раздавить червяка. 

- Что ты стар, это верно, - ответил рыцарь, - тем больше стыда тем, 

кто допустил тебя дожить до седых волос, погрязшего по уши в лихоимстве 

и плутовстве. Что ты слаб, это также, быть может, справедливо, потому 

что когда же евреи были мужественны или сильны? Но что ты богат, это из- 

вестно всем. 

- Клянусь вам, благородный рыцарь, - сказал Исаак, - клянусь всем, во 

что я верю, и тем, во что мы с вами одинаково веруем... 

- Не произноси лживых клятв, - прервал его норманн, - и своим 

упорством не предрешай своей участи, а прежде узнай и зрело обдумай ожи- 

дающую тебя судьбу. Не думай, Исаак, что я хочу только запугать тебя, 

воспользовавшись твоей подлой трусостью, которую ты унаследовал от свое- 

го племени. Клянусь тем, во что ты не веришь, - тем евангелием, которое 

проповедует наша церковь, теми ключами, которые даны ей, чтобы вязать и