ландцы смотрят на нравы и обычаи своих прямых предков как мы на нравы 

времен царствования королевы Анны или даже времен Революции. При таких 

условиях единственное, что могло бы, по Вашему мнению, смутить автора, 

при наличии огромного количества отдельных фактов и материалов, - это 

трудность выбора. Поэтому не было ничего удивительного, что, начав раз- 

рабатывать столь богатую жилу, он получил от своих работ выгоду и славу, 

не оправдываемые сравнительной легкостью его труда. 

Соглашаясь в общем с правильностью Вашей точки зрения, я не могу не 

удивляться тому, что до сих пор никто не попытался возбудить интерес к 

преданиям и нравам старой Англии, тогда как по отношению к нашим бедным 

и менее знаменитым соседям мы имеем целый ряд таких попыток. 

Зеленое сукно, несмотря на то, что оно древнее, должно, конечно, быть 

не менее дорого нашему сердцу, чем пестрый тартан северянину. Имя Робина 

Гуда, если с умом им воспользоваться, может так же воодушевлять, как и 

имя Роб Роя, а английские патриоты заслуживают не меньших похвал в нашей 

среде, чем Брюс и Уоллес в Каледонии. Если южные пейзажи не так роман- 

тичны и величественны, как северные горные ландшафты, то зато они пре- 

восходят их своей мягкой и спокойной красотой. Все это дает им право 

воскликнуть вместе с патриотом Сирии: "Не прекрасней ли всех рек Израиля 

- Фарфар и Авана, реки Дамаска?" 

Ваши возражения против такого рода попыток, дорогой доктор, если Вы 

разрешите напомнить, были двоякими. С одной стороны. Вы настаивали на 

преимуществах шотландцев, в чьей стране еще совсем недавно существовал 

тот самый быт, который должен был служить фоном для развивающегося 

действия. Еще и теперь многие хорошо помнят людей, которые не только ви- 

дели знаменитого Роя Мак-Грегора, но и пировали и даже сражались вместе 

с ним. Все мельчайшие подробности, относящиеся к частной жизни и быту 

того времени, все, что придает правдоподобие рассказу и своеобразие вы- 

веденным характерам, - все это хорошо знают и помнят в Шотландии. Напро- 

тив, в Англии цивилизация уже давно достигла такого высокого уровня, что 

единственным источником сведений о наших предках стали старые летописи, 

авторы которых как бы сговорились замалчивать все интересные подробности 

для того, чтобы дать место цветам монашеского красноречия и избитым рас- 

суждениям о морали. Вы утверждали, что было бы несправедливо равнять 

английских и шотландских писателей, соперничающих в воплощении и оживле- 

нии преданий своих стран. Вы говорили, что шотландский волшебник, подоб- 

но лукановской колдунье, может свободно бродить по еще свежему полю бит- 

вы, выбирая, чтобы воскресить своим колдовством, те тела, где только что 

трепетала жизнь и на чьих устах только что замерли последние стоны. 

А ведь сама могущественная Эрихто должна была выбирать именно таких 

мертвецов, ибо только их могло воскресить ее искусное волшебство: 

...gelidas leto scrutata medullas, 

Pulmonis rigidi stantes sine vulnere fibras 

Invenit, et vocem defuncto in corpore quaerit". [4] 

А в то же время английскому писателю, - будь он столь же могуществе- 

нен, как Северный Волшебник, - предоставлено, в поисках своих сюжетов, 

рыться в пыли веков, где ничего нельзя найти, кроме сухих, безжизненных, 

истлевших и разметанных костей, подобных тем, какими была усеяна Иосафа- 

това долина. С другой стороны, Вы выражали опасения, что лишенные пат- 

риотизма предрассудки моих земляков не позволяет им справедливо оценить 

то произведение, возможность успеха которого мне хотелось доказать. Это 

обстоятельство, говорили Вы, лишь отчасти обусловлено всеобщим предпоч- 

тением иностранного своему; оно зависит еще также от той особой обста- 

новки, в которой находится английский читатель. 

Если Вы будете рассказывать ему о первобытном состоянии общества и 

диких нравах, существующих в горной Шотландии, он охотно согласится со 

всеми Вашими рассказами. И это вполне понятно. Рядовой читатель либо во- 

обще никогда не бывал в этих отдаленных районах, либо проезжал эти пус- 

тынные области во время своих летних поездок. Плохие обеды, убогие ноч- 

леги, нищета и разорение, встречаемые на каждом шагу, достаточно подго- 

товили его к самым необыкновенным рассказам о необузданном, своеобразном 

народе, так хорошо гармонирующем с диким пейзажем. Но тот же самый ува- 

жаемый читатель, очутившись в своей уютной гостиной, окруженный комфор- 

том английского семейного очага, будет не особенно склонен выслушивать 

рассказы о том, что его предки вели совершенно иной образ жизни, что по- 

качнувшаяся башня, виднеющаяся из его окна, некогда принадлежала барону, 

который не задумываясь вздернул бы его на воротах его собственного дома 

без всякого суда, что батраки, работающие в его маленьком поместье, два 

или три века тому назад были бы его рабами и что неограниченная власть 

феодальной тирании простиралась на соседнюю деревушку, где сейчас адво- 

кат играет более видную роль, чем землевладелец. 

Хоть я и понимаю всю серьезность этих возражений, однако должен соз- 

наться, что они не кажутся мне решающими. Конечно, недостаток материала 

- трудно преодолимое препятствие, но кому же, как не д-ру Драйездасту, 

знать, что для тех, кто умеет хорошо читать и любить нашу старину, мел- 

кие указания на нравы и обычаи наших предков разбросаны повсюду, в раз- 

личных исторических трудах; конечно, они представляют совсем ничтожный 

процент по отношению ко всему содержанию этих сочинений, но все же, соб- 

ранные вместе, они могут пролить свет на vie privee [5] наших предков. 

Конечно, сам я могу потерпеть неудачу в предпринятом труде. Однако я 

убежден, что более упорные поиски подходящего материала и более удачное 

использование найденного всегда обеспечат успех способному художнику, 

как это показывают труды доктора Генри, покойного мистера Стратта, а бо- 

лее всего мистера Шерона Тернера. И потому я заранее протестую против