места можно приравнять к партеру наших театров. Что же касается просто- 

народья, то оно должно было размещаться на дерновых скамьях, устроенных 

на склонах ближайших холмов, что давало зрителям возможность созерцать 

желанное зрелище поверх галерей и отлично видеть все, что совершалось на 

арене. 

Кроме того, несколько сот человек уселось на ветвях деревьев, окайм- 

лявших поляну; даже колокольня ближайшей сельской церкви была унизана 

зрителями. 

По самой середине восточной галереи, как раз против центра арены, бы- 

ло устроено возвышение, где под балдахином с королевским гербом стояло 

высокое кресло вроде трона. Вокруг этой почетной ложи толпились пажи, 

оруженосцы, стража в богатой одежде, и по всему было видно, что она 

предназначалась для принца Джона и его свиты. Напротив королевской ложи, 

в центре западной галереи, возвышался другой помост, украшенный еще 

пестрее, хотя не так роскошно. Там также был трон, обитый алой и зеленой 

тканью, он был окружен множеством пажей и молодых девушек, самых краси- 

вых, каких могли подобрать, все они были нарядно одеты в причудливые 

костюмы, тоже зеленого и алого цветов. Ложа была убрана флагами и знаме- 

нами, на которых были изображены пронзенные сердца, пылающие сердца, ис- 

текающие кровью сердца, луки, колчаны со стрелами и тому подобные эмбле- 

мы торжества Купидона. Тут же красовалась пышная надпись, гласившая, что 

этот почетный трон предназначен для королевы любви и красоты. Но кто бу- 

дет этой королевой, было неизвестно. 

А тем временем зрители разных званий толпами направлялись к арене. 

Уже немало ссорились из-за того, что многие пытались занять неподобающие 

им места. В большинстве случаев споры довольно бесцеремонно разрешались 

стражей, которая для убеждения наиболее упорных спорщиков пускала в ход 

рукояти своих мечей и древки секир. Когда же препирательства из-за мест 

происходили между более важными лицами, их претензии решались двумя мар- 

шалами ратного поля: Уильямом де Вивилем и Стивеном де Мартивалем. Эти 

маршалы, вооруженные с головы до ног, разъезжали взад и вперед по арене, 

поддерживая среди публики строгий порядок. 

Мало-помалу галереи наполнились рыцарями и дворянами; их длинные ман- 

тии темных цветов составляли приятный контраст с более светлыми и весе- 

лыми нарядами дам, которых здесь было еще больше, чем мужчин, хотя каза- 

лось бы, что такие кровавые и жестокие забавы малопривлекательны для 

прекрасного пола. Нижние галереи и проходы вскоре оказались битком наби- 

ты зажиточными иоменами и мелкими дворянами, которые по бедности или 

незначительному положению в свете не решались занять более почетные мес- 

та. Само собою разумеется, что именно в этой части публики чаще всего 

происходили недоразумения из-за прав на первенство. 

- Нечестивый пес! - восклицал пожилой человек, потертая одежда кото- 

рого свидетельствовала о бедности, а меч на боку, кинжал за поясом и зо- 

лотая цепь на шее говорили о претензиях на знатность. - Сын волчицы, уб- 

людок! Как ты смеешь толкать христианина, да еще и норманна из благород- 

ной дворянской фамилии Мондидье! 

Эти резкие слова были обращены не к кому другому, как к нашему знако- 

мому, Исааку, который, на этот раз богато разодетый, в великолепном пла- 

ще, протискивался сквозь толпу, стараясь найти место в переднем ряду 

нижней галереи для своей дочери, красавицы Ревекки. Она приехала к нему 

в Ашби и теперь, уцепившись за его руку, тревожно оглядывалась кругом, 

испуганная общим недовольством, вызванным, по-видимому, поведением ее 

отца. Мы видели, что Исаак бывал труслив в некоторых случаях, но здесь 

он знал, что ему бояться нечего. При таком стечении народа ни один из 

самых корыстных и злобных его притеснителей не решился бы его обидеть. 

На подобных сборищах евреи находились под защитой общих законов, а если 

этого было недостаточно, в толпе дворян всегда оказывалось несколько 

знатных баронов, которые из личных выгод были готовы за них вступиться. 

Кроме того, Исааку было хорошо известно, что принц Джон хлопочет о том, 

чтобы занять у богатых евреев в Йорке крупную сумму денег под залог дра- 

гоценностей и земельных угодий. Исаак сам имел близкое отношение к этому 

и отлично знал, как хотелось принцу поскорее его уладить. А потому он 

был уверен, что в случае неприятных столкновений принц непременно засту- 

пится за него. 

Исаак смело протискивался вперед и неосторожно толкнул норманского 

дворянина. Однако жалобы старика возбудили негодование окружающих. Рос- 

лый иомен в зеленом суконном платье, с дюжиной стрел за поясом, с сереб- 

ряным значком на груди и огромным луком в руке, резко повернулся, лицо 

его, потемневшее от загара и ветров как каленый орех, вспыхнуло гневом, 

и он посоветовал еврею запомнить, что хоть он и надулся, как паук, выса- 

сывая кровь своих несчастных жертв, но что пауков терпят, пока они смир- 

но сидят по углам, а как только они вылезут на свет - их давят. Его уг- 

розы, резкий голос и суровый взгляд заставили еврея попятиться. Очень 

вероятно, что Исаак и убрался бы подальше от столь опасного соседства, 

если бы в эту минуту общее внимание не было отвлечено появлением на аре- 

не принца Джона и его многочисленной и веселой свиты. Свита эта состояла 

частью из светских, частью из духовных лиц, столь же нарядно одетых и 

державших себя не менее развязно, чем их сотоварищи-миряне. В числе ду- 

ховных был и приор из Жорво, в самом изящном костюме, какой по своему 

сану он мог себе позволить. Мех и золото обильно украшали его одежду, а 

носки его сапог были загнуты так высоко, что перещеголяли и без того не- 

лепую тогдашнюю моду. Они были такой величины, что подвязывались не к 

коленям, а к поясу, мешая всаднику вставить ногу в стремя. Впрочем, это 

не смущало галантного аббата. Быть может, он даже рад был случаю выка- 

зать в присутствии такой многочисленной публики и в особенности дам свое