- Прошу аббата Эймера принять на хранение мой залог и залог этого бе- 

зыменного странника в знак того, что, когда рыцарь Айвенго вступит на 

землю, омываемую четырьмя морями Британии, он будет вызван на бой с Бри- 

аном де Буагильбером. Если же означенный рыцарь не ответит на этот вы- 

зов, он будет провозглашен мною трусом с высоты стен каждого из сущест- 

вующих в Европе командорств ордена храмовников. 

- Этого не случится, - вмешалась леди Ровена, прерывая свое продолжи- 

тельное молчание. - За отсутствующего Айвенго скажу я, если никто в этом 

доме не желает за него вступиться. Я заявляю, что он примет любой вызов 

на честный бой. Если бы моя слабая порука могла повысить значение бес- 

ценного залога, представленного этим праведным странником, я бы поручи- 

лась своим именем и доброй славой, что Айвенго даст этому гордому рыцарю 

желаемое удовлетворение. 

В душе Седрика поднялся такой вихрь противоречивых чувств, что он не 

в состоянии был проронить ни слова во время этого спора. Радостная гор- 

дость, гнев, смущение сменялись на его открытом и честном лице, точно 

тени от облаков, пробегающих над сжатым полем. Домашние слуги, на кото- 

рых имя Айвенго произвело впечатление электрической искры, затаив дыха- 

ние ждали, что будет дальше, не спуская глаз с хозяина. Но когда загово- 

рила Ровена, ее голос как будто заставил Седрика очнуться и прервать 

молчание. 

- Леди Ровена, - сказал он, - это излишне. Если бы понадобился еще 

залог, я сам, несмотря на то, что Айвенго жестоко оскорбил меня, готов 

своей собственной честью поручиться за его честь. Но, кажется, предло- 

женных залогов и так достаточно - даже по модному уставу норманского ры- 

царства. Так ли я говорю, отец Эймер? 

- Совершенно верно, - подтвердил приор, - ковчег со святыней и эту 

богатую цепь я отвезу в наш монастырь и буду хранить в ризнице до тех 

пор, пока это дело не получит должного исхода. 

Он еще несколько раз перекрестился, бормоча молитвы и совершая мно- 

гократные коленопреклонения, и передал ковчег в руки сопровождавшего его 

монаха - брата Амвросия; потом уже без всякой церемонии, но, может быть, 

с неменьшим удовольствием сгреб со стола золотую цепь и опустил ее в на- 

душенную сафьяновую сумку, висевшую у него на поясе. 

- Ну, сэр Седрик, - сказал аббат, - ваше доброе вино так крепко, что 

у меня в ушах уже звонят к вечерне. Позвольте нам еще раз выпить за здо- 

ровье леди Ровены, да и отпустите нас на отдых. 

- Клянусь бромхольским крестом, - сказал Сакс, - вы плохо поддержива- 

ете свою добрую славу, сэр приор. Молва отзывается о вас как об исправ- 

ном монахе: говорят, будто вы только тогда отрываетесь от доброго вина, 

когда зазвонят к заутрене, и я на старости лет боялся осрамиться, состя- 

заясь с вами. Клянусь честью, в мое время двенадцатилетний мальчиш- 

ка-сакс дольше вашего просидел бы за столом. 

Однако у приора были причины настойчиво придерживаться на этот раз 

правил умеренности. Он не только по своему званию был присяжным мирот- 

ворцем, но и на деле терпеть не мог всяких ссор и столкновений. Это про- 

исходило, впрочем, не от любви к ближнему или к самому себе; он опасался 

вспыльчивости старого сакса и предвидел, что запальчивое высокомерие 

храмовника, уже не раз прорывавшееся наружу, в конце концов вызовет 

весьма неприятную ссору. Поэтому он стал распространяться о том, что по 

части выпивки ни один народ не может сравниться с крепкоголовыми и вы- 

носливыми саксами, намекнув даже, как бы мимоходом, на святость своего 

сана, и закончил настойчивой просьбой позволить удалиться на покой. 

Вслед за тем прощальный кубок обошел круг. Гости, низко поклонившись 

хозяину и леди Ровене, встали и разбрелись по залу, а хозяева в сопро- 

вождении ближайших слуг удалились в свои покои. 

- Нечестивый пес, - сказал храмовник еврею Исааку, проходя мимо него, 

- так ты тоже пробираешься на турнир? 

- Да, собираюсь, - отвечал Исаак, смиренно кланяясь, - если угодно 

будет вашей досточтимой доблести. 

- Как же, - сказал рыцарь, - затем и идешь, чтобы своим лихоимством 

вытянуть все жилы из дворян, а женщин и мальчишек разорять красивыми 

безделушками. Готов поручиться, что твой кошелек битком набит шекелями. 

- Ни одного шекеля, ни единого серебряного пенни, ни полушки нет, 

клянусь богом Авраама! - сказал еврей, всплеснув руками. - Я иду просить 

помощи у собратий для уплаты налога, который взыскивает с меня палата 

еврейского казначейства. Да ниспошлет мне удачу праотец Иаков. Я совсем 

разорился. Даже плащ, что я ношу, ссудил мне Рейбен из Тадкастера. 

Храмовник желчно усмехнулся и проговорил: 

- Проклятый лгун! 

С этими словами он отошел от еврея и, обратившись к своим мусульманс- 

ким невольникам, сказал им что-то на языке, не известном никому из при- 

сутствующих. 

Бедный старик был так ошеломлен обращением к нему воинственного мона- 

ха, что тот успел уже отойти на другой конец зала, прежде чем бедняга 

решился поднять голову и изменить свою униженную позу. Когда же он нако- 

нец выпрямился и оглянулся, лицо его выражало изумление человека, только 

что ослепленного молнией и оглушенного громом. 

Вскоре храмовник и аббат отправились в отведенные им спальни. Прово- 

жали их дворецкий и кравчий. При каждом из них шло по два прислужника с 

факелами, а еще двое несли на подносах прохладительные напитки; в то же 

время другие слуги указывали свите храмовника и приора и остальным гос- 

тям места, где для них был приготовлен ночлег. 

Глава VI 

С ним подружусь, чтобы войти в доверье: 

Получится - прекрасно, нет - прощай. 

Но я прошу, меня не обессудь! 

"Венецианский купец" 

Когда пилигрим, сопровождаемый слугою с факелом, проходил по запутан- 

ным переходам этого огромного дома, построенного без определенного пла- 

на, его нагнал кравчий и сказал ему на ухо, что если он ничего не имеет 

против кружки доброго меда, то в его комнате уже собралось много слуг,