дов. Наши подвиги стерты деяниями другого народа, наш язык, самые наши 

имена скоро предадут забвению. И никто не пожалеет об этом, кроме меня, 

одинокого старика... Кравчий, бездельник, наполняй кубки! За здоровье 

храбрых в бою, сэр рыцарь, к какому бы племени они ни принадлежали, на 

каком бы языке ни говорили! За тех, кто доблестнее всех воюет в Палести- 

не в рядах защитников креста! 

- Я сам ношу знамение креста, и мне не пристало говорить об этом, - 

сказал Бриан де Буагильбер, - но кому же другому отдать пальму пер- 

венства среди крестоносцев, как не рыцарям Храма - верным стражам гроба 

господня! 

- Иоаннитам, - сказал аббат. - Мой брат вступил в этот орден. 

- Я и не думаю оспаривать их славу, - сказал храмовник, - но... 

- А знаешь, дядюшка Седрик, - вмешался Вамба, - если бы Ричард Льви- 

ное Сердце был поумнее да послушался меня, дурака, сидел бы он лучше до- 

ма со своими веселыми англичанами, а Иерусалим предоставил бы освобож- 

дать тем самым рыцарям, которые его сдали. 

- Разве в английском войске никого не было, - сказала вдруг леди Ро- 

вена, - чье имя было бы достойно стать наряду с именами рыцарей Храма и 

иоаннитов? 

- Простите меня, леди, - отвечал де Буагильбер, - английский король 

привел с собой в Палестину толпу храбрых воинов, которые уступали в доб- 

лести только тем, кто своею грудью непрерывно защищал Святую Землю. 

- Никому они не уступали, - сказал пилигрим, который стоял поблизости 

и все время с заметным нетерпением прислушивался к разговору. 

Все взоры обратились в ту сторону, откуда раздалось это неожиданное 

утверждение. 

- Я заявляю, - продолжал пилигрим твердым и сильным голосом, - что 

английские рыцари не уступали никому из обнаживших меч на защиту Святой 

Земли. Кроме того, скажу, что сам король Ричард и пятеро из его рыцарей 

после взятия крепости Сен-Жан д'Акр дали турнир и вызвали на бой всех 

желающих. Я сам видел это, потому и говорю. В тот день каждый из рыцарей 

трижды выезжал на арену и всякий раз одерживал победу. Прибавлю, что из 

числа их противников семеро принадлежали к ордену рыцарей Храма. Сэру 

Бриану де Буагильберу это очень хорошо известно, и он может подтвердить 

мои слова. 

Невозможно описать тот неистовый гнев, который мгновенно вспыхнул на 

еще более потемневшем лице смуглого храмовника. Разгневанный и смущен- 

ный, схватился он дрожащими пальцами за рукоять меча, но не обнажил его, 

вероятно сознавая, что расправа не пройдет безнаказанно в таком месте и 

при таких свидетелях. Но простой и прямодушный Седрик, который не привык 

одновременно заниматься различными делами, так обрадовался известиям о 

доблести соплеменников, что не заметил злобы и растерянности своего гос- 

тя. 

- Я бы охотно отдал тебе этот золотой браслет, пилигрим, - сказал он, 

- если бы ты перечислил имена тех рыцарей, которые так благородно под- 

держали славу нашей веселой Англии. 

- С радостью назову их по именам, - отвечал пилигрим, - и никакого 

подарка мне не надо: я дал обет некоторое время не прикасаться к золоту. 

- Хочешь, друг пилигрим, я за тебя буду носить этот браслет? - сказал 

Вамба. 

- Первым по доблести и воинскому искусству, по славе и по положению, 

им занимаемому, - начал пилигрим, - был храбрый Ричард, король Англии. 

- Я его прощаю! - воскликнул Седрик. - Прощаю то, что он потомок ти- 

рана, герцога Вильгельма. 

- Вторым был граф Лестер, - продолжал пилигрим, - а третьим - сэр То- 

мас Малтон из Гилсленда. 

- О, это сакс! - с восхищением сказал Седрик. 

- Четвертый - сэр Фолк Дойли, - молвил пилигрим. 

- Тоже саксонец, по крайней мере с материнской стороны, - сказал Сед- 

рик, с величайшей жадностью ловивший каждое его слово. Охваченный вос- 

торгом по случаю победы английского короля и сородичей-островитян, он 

почти забыл свою ненависть к норманнам. - Ну, а кто же был пятый? - 

спросил он. 

- Пятый был сэр Эдвин Торнхем. 

- Чистокровный сакс, клянусь душой Хенгиста! - крикнул Седрик. - А 

шестой? Как звали шестого? 

- Шестой, - отвечал пилигрим, немного помолчав и как бы собираясь с 

мыслями, - был совсем юный рыцарь, малоизвестный и менее знатный; его 

приняли в это почетное товарищество не столько ради его доблести, 

сколько для круглого счета. Имя его стерлось из моей памяти. 

- Сэр пилигрим, - сказал Бриан де Буагильбер с пренебрежением, - та- 

кая притворная забывчивость после того, как вы успели припомнить так 

много, не достигнет цели. Я сам назову имя рыцаря, которому из-за нес- 

частной случайности - по вине моей лошади - удалось выбить меня из сед- 

ла. Его звали рыцарь Айвенго; несмотря на его молодость, ни один из его 

соратников не превзошел Айвенго в искусстве владеть оружием. И я громко, 

при всех, заявляю, что, будь он в Англии и пожелай он на предстоящем 

турнире повторить тот вызов, который послал мне в Сен-Жан д'Акре, я го- 

тов сразиться с ним, предоставив ему выбор оружия. При том коне и воору- 

жении, которыми я теперь располагаю, я отвечаю за исход поединка. 

- Ваш вызов был бы немедленно принят, - отвечал пилигрим, - если бы 

ваш противник здесь присутствовал. А при настоящих обстоятельствах не 

подобает нарушать покой этого мирного дома, похваляясь победою в поедин- 

ке, который едва ли может состояться. Но если Айвенго когда-либо вернет- 

ся из Палестины, я вам ручаюсь, что он будет драться с вами. 

- Хороша порука! - возразил храмовник. - А какой залог вы мне можете 

предложить? 

- Этот ковчег, - сказал пилигрим, вынув из-под плаща маленький ящик 

из слоновой кости и творя крестное знамение. - В нем хранится частица 

настоящего креста господня, привезенная из Монт-Кармельского монастыря. 

Приор аббатства Жорво тоже перекрестился и набожно стал читать вслух 

"Отче наш". Все последовали его примеру, за исключением еврея, мусульман 

и храмовника. Не обнаруживая никакого почтения к святыне, храмовник снял 

с шеи золотую цепь, швырнул ее на стол и сказал: