диться, пока удалось утихомирить псов. 

- Эй, слуги, ступайте же к воротам! - сказал Седрик, как только в за- 

ле поутихло и можно было расслышать его слова. - Узнайте, какие вести 

принес нам этот рог. Посмотрим, какие бесчинства и хищения учинены в мо- 

их владениях. 

Минуты через три возвратившийся слуга доложил, что приор Эймер из аб- 

батства Жорво и добрый рыцарь Бриан де Буагильбер, командор доблестного 

и досточтимого ордена храмовников, с небольшою свитой просят оказать им 

гостеприимство и дать ночлег на пути к месту турнира, назначенного непо- 

далеку от Ашби де ла Зуш на послезавтра. 

- Эймер? Приор Эймер? И Бриан де Буагильбер? - бормотал Седрик. - Оба 

норманны... Но это все равно, норманны они или саксы, - Ротервуд не дол- 

жен отказать им в гостеприимстве. Добро пожаловать, раз пожелали здесь 

ночевать. Приятнее было бы, если б они проехали дальше. Но неприлично 

отказать путникам в ужине и ночлеге; впрочем, я надеюсь, что в качестве 

гостей и норманны будут держать себя поскромнее. Ступай, Гундиберт, - 

прибавил он, обращаясь к дворецкому, стоявшему за его креслом с белым 

жезлом в руке. - Возьми с собой полдюжины слуг и проводи приезжих в по- 

мещение для гостей. Позаботься об их лошадях и мулах и смотри, чтобы 

никто из их свиты ни в чем не терпел недостатка. Дай им переодеться, ес- 

ли пожелают, разведи огонь, подай воды для омовения, поднеси вина и эля. 

Поварам скажи, чтобы поскорее прибавили что-нибудь к нашему ужину, и ве- 

ли подавать на стол, как только гости будут готовы. Скажи им, Гундиберт, 

что Седрик и сам бы вышел приветствовать их, но не может, потому что дал 

обет не отходить дальше трех шагов от своего помоста навстречу гостям, 

если они не принадлежат к саксонскому королевскому дому. Иди. Смотри, 

чтобы все было как следует: пусть эти гордецы не говорят потом, что гру- 

биян Сакс показал себя жалким скупцом. 

Дворецкий и несколько слуг ушли исполнять приказания хозяина, а Сед- 

рик обратился к кравчему Освальду и сказал: 

- Приор Эймер... Ведь это, если не ошибаюсь, родной брат того самого 

Жиля де Мольверера, который ныне стал лордом Миддлгемом. 

Освальд почтительно наклонил голову в знак согласия. 

- Его брат занял замок и отнял земли и владения, принадлежавшие го- 

раздо более высокому роду - роду Уилфгора Миддлгемского. А разве все 

норманские лорды поступают иначе? Этот приор, говорят, довольно веселый 

поп и предпочитает кубок с вином и охотничий рог колокольному звону и 

требнику. Ну, да что говорить. Пускай войдет, я приму его с честью. А 

как ты назвал того, храмовника? 

- Бриан де Буагильбер. 

- Буагильбер? - повторил в раздумье Седрик, как бы рассуждая сам с 

собой, как человек, который живет среди подчиненных и привык скорее об- 

ращаться к себе самому, чем к другим, - Буагильбер?.. Это имя известное. 

Много говорят о нем и доброго и худого. По слухам, это один из храбрей- 

ших рыцарей ордена Храма, но он погряз в обычных для них пороках: горд, 

дерзок, злобен и сластолюбив. Говорят, что это человек жестокосердый, 

что он не боится никого ни на земле, ни на небе. Так отзываются о нем те 

немногие воины, что воротились из Палестины. А впрочем, он переночует у 

меня только одну ночь; ничего, милости просим и его. Освальд, начни боч- 

ку самого старого вина; подай к столу лучшего меду, самого крепкого эля, 

самого душистого мората, шипучего сидра, пряного пигмента и налей самые 

большие кубки! Храмовники и аббаты любят добрые вина и большие кубки. 

Эльгита, доложи леди Ровене, что мы не станем сегодня ожидать ее выхода 

к столу, если только на то не будет ее особого желания. 

- Сегодня у нее будет особое желание, - отвечала Эльгита без запинки, 

- последние новости из Палестины ей всегда интересно послушать. 

Седрик метнул на бойкую служанку гневный взор. Однако леди Ровена и 

все, кто ей прислуживал, пользовались особыми привилегиями и были защи- 

щены от его гнева. Он сказал только: 

- Придержи язык! Иди передай твоей госпоже мое поручение, и пусть она 

поступает как ей угодно. По крайней мере здесь внучка Альфреда может по- 

велевать как королева. 

Эльгита ушла из зала. 

- Палестина! - проговорил Сакс. - Палестина... Сколько ушей жадно 

прислушивается к басням, которые приносят из этой роковой страны распут- 

ные крестоносцы и лицемерные пилигримы. И я бы мог спросить, и я бы мог 

осведомиться и с замирающим сердцем слушать сказки, которые рассказывают 

эти хитрые бродяги, втираясь в наши дома и пользуясь нашим гостепри- 

имством... Но нет, сын, который меня ослушался, - не сын мне, и я забо- 

чусь о его судьбе не более, чем об участи самого недостойного из тех лю- 

дишек, которые, пришивая себе на плечо крест, предаются распутству и 

убийствам да еще уверяют, будто так угодно богу. 

Нахмурив брови, он опустил глаза и минуту сидел в таком положении. 

Когда же он снова поднял взгляд, створчатые двери в противоположном кон- 

це зала распахнулись настежь, и, предшествуемые дворецким с жезлом и че- 

тырьмя слугами с пылающими факелами, поздние гости вошли в зал. 

Глава IV Свиней, козлов, баранов кровь текла; 

На мрамор туша брошена вола; 

Вот мясо делят, жарят на огне, 

И свет играет в розовом вине. 

Без почестей Улисс на пир пришел: 

Его в сторонке за треногий стол 

Царевич усадил... 

"Одиссея", книга 21 

Аббат Эймер воспользовался удобным случаем, чтобы сменить костюм для 

верховой езды на еще более великолепный, поверх которого надел затейливо 

вышитую мантию. Кроме массивного золотого перстня, являвшегося знаком 

его духовного сана, он носил еще множество колец с драгоценными камнями, 

хотя это и запрещалось монастырским уставом, обувь его была из тончайше- 

го испанского сафьяна, борода подстрижена так коротко, как только это 

допускалось его саном, темя прикрыто алой шапочкой с нарядной вышивкой. 

Храмовник тоже переоделся - его костюм был тоже богат, хотя и не так