"Приключилась с монахом превеликая беда..." 

- Ладно, смейся, коли тебе охота, - отвечал Тук. - Только такую песнь 

я петь не стану. Пусть лучше привидение или сам черт утащит меня с собой 

в преисподнюю, если запою. Нет, нет! Я тут же решил потрудиться ради 

спасения души - подсобить сжечь колдунью, подраться за правое дело или 

сделать еще что-нибудь угодное богу. Затем и пришел сюда. 

Внезапно удар большого колокола церкви святого Михаила в Темплстоу, 

старинного здания, возвышавшегося среди поселка на некотором расстоянии 

от прецептории, прервал их беседу. Один за другим редкие и зловещие уда- 

ры колокола раскатывались отдаленным эхом и наполняли воздух звуками же- 

лезного надгробного плача. Унылый звон, возвещавший начало церемонии, 

заставил содрогнуться сердца присутствующих; все взоры обратились к сте- 

нам прецептории в ожидании выхода гроссмейстера и преступницы. 

Наконец подъемный мост опустился, ворота распахнулись, и выехали сна- 

чала рыцарь со знаменем ордена, предшествуемый шестью трубачами, за ними 

прецепторы, по два в ряд, потом гроссмейстер верхом на великолепной ло- 

шади в самом простом убранстве, за ним Бриан де Буагильбер в блестящих 

боевых доспехах, но без копья, щита и меча, которые несли за ним оруже- 

носцы. Лицо его, отчасти скрытое длинным пером, спускавшимся с его ша- 

почки, отражало жестокую внутреннюю борьбу гордости с нерешительностью. 

Он был бледен как смерть, словно не спал несколько ночей сряду. Однако 

он управлял нетерпеливым конем привычной рукой искусного наездника и 

лучшего бойца ордена храмовников. Осанка его была величава и повели- 

тельна, но, вглядываясь пристальнее в выражение его мрачного лица, люди 

читали на нем нечто такое, что заставляло их отворачиваться. 

По обеим сторонам его ехали Конрад Монт-Фитчет и Альберт Мальвуазен, 

исполнявшие роль поручителей боевого рыцаря. Они были в длинных белых 

одеждах, которые члены ордена носили в мирное время. За ними ехали дру- 

гие рыцари Храма и длинная вереница оруженосцев и пажей, одетых в чер- 

ное; это были послушники, добивавшиеся чести посвящения в рыцари ордена. 

За ними шел отряд пешей стражи, также в черных одеждах, а в середине 

виднелась бледная фигура подсудимой, тихими, но твердыми шагами подви- 

гавшейся к месту, где должна была решиться ее судьба. 

С нее сняли все украшения, опасаясь, что среди них могут быть амуле- 

ты, которыми, как тогда считалось, сатана снабжает свою жертву, чтобы 

помешать ей покаяться даже на пытке. Вместо ярких восточных тканей на 

ней была белая одежда из самого грубого полотна. Но на ее лице запечат- 

лелось трогательное выражение смелости и покорности судьбе, и даже в 

этой одежде, без всяких украшений, кроме распущенных длинных черных во- 

лос, она внушала всем такое сострадание, что никто не мог без слез смот- 

реть на нее. Даже самые закоснелые ханжи жалели, что такое прекрасное 

создание превращено в сосуд злобы и стало преданной рабой сатаны. 

Вслед за жертвой шла толпа низших чинов, служителей прецептории. Они 

двигались в строгом порядке, сложа руки на груди и потупив глаза в зем- 

лю. 

Процессия медленно поднялась на отлогий пригорок, на вершине которого 

расположено было ристалище, проникла внутрь ограды, обошла ее кругом 

справа налево и, достигнув снова тех же ворот, остановилась. Тут прои- 

зошла небольшая задержка, так как гроссмейстер и все остальные всадники, 

кроме Буагильбера и его поручителей, сошли с коней, которых немедленно 

увели за ограду состоявшие при рыцарях конюхи и оруженосцы. 

Несчастную Ревекку подвели к черному стулу, поставленному рядом с 

костром. При первом взгляде на страшное место казни, такой же ужасной 

для воображения, как и мучительной для тела, она вздрогнула, закрыла 

глаза и, вероятно, молилась про себя, судя по тому, что губы ее шевели- 

лись; но она ничего не произносила вслух. Через минуту она открыла гла- 

за, пристально посмотрела на костер, как бы желая мысленно освоиться с 

предстоящей участью, потом медленно отвела свой взор. 

Между тем гроссмейстер занял свое место, и, когда все рыцари располо- 

жились вокруг него и за его спиной в строгом соответствии со званием 

каждого из них, раздались громкие и протяжные звуки труб, возвестившие, 

что суд собрался и приступает к действиям. 

Мальвуазен в качестве поручителя за Буагильбера выступил вперед и по- 

ложил к ногам гроссмейстера перчатку еврейки, служившую залогом предсто- 

ящей битвы. 

- Доблестный государь и преподобный отец, - сказал Мальвуазен, - вот 

стоит добрый рыцарь Бриан де Буагильбер, прецептор ордена храмовников, 

который, приняв залог поединка, ныне положенный мною у ног вашего препо- 

добия, тем самым обязался исполнить долг чести в состязании нынешнего 

дня для подтверждения того, что сия еврейская девица, по имени Ревекка, 

по справедливости заслуживает осуждения на смертную казнь за колдовство 

капитулом сего святейшего ордена Сионского Храма. И вот здесь стоит этот 

рыцарь, готовый честно и благородно сразиться, если ваше преподобие 

изъявит на то свое высокочтимое и мудрое согласие. 

- А присягал ли он в том, что будет биться за честное и правое дело? 

- спросил гроссмейстер. - Подайте сюда распятие и аналой. 

- Государь и высокопреподобный отец, - с готовностью отвечал Мальвуа- 

зен, - брат наш, здесь стоящий, принес уже клятву в правоте своего обви- 

нения в присутствии храброго рыцаря Конрада Монт-Фитчета. Здесь же при- 

сягать ему не подобает, принимая во внимание, что противница его не 

христианка и, следовательно, не может принести присягу. 

Это объяснение показалось удовлетворительным, к великой радости 

Мальвуазена: хитрец заранее предвидел, как трудно и, пожалуй, даже не- 

возможно будет уговорить Бриана де Буагильбера публично произнести такую 

клятву, а потому придумал отговорку, чтобы избавить его от этого.