на чертей, собравшихся исполнять свое дьявольское дело. 

Невольники стояли недвижно, лишь изредка поправляя или перекладывая 

хворост, по указанию слуги, игравшего роль их начальника. Они не глядели 

на народ, как будто не замечая его присутствия, и вообще ни на что не 

обращали внимания - только выполняли свои страшные обязанности. Когда, 

разговаривая друг с другом, они растягивали толстые губы и обнажали бе- 

лые зубы, как бы усмехаясь, казалось, будто им весело при мысли о предс- 

тоящей трагедии; перепуганные зрители начинали верить, что это и есть те 

самые бесы, с которыми водилась колдунья, а вот теперь ей вышел срок, и 

они станут ее поджаривать. 

В толпе перешептывались, рассказывая друг другу о том, что за послед- 

нее смутное время успел натворить сатана, и при этом, конечно, не преми- 

нули приписать ему всякие были и небылицы. 

- Слыхали вы, дядюшка Деннет, - говорил один крестьянин другому, по- 

жилому человеку, - слыхали вы, что черт унес знатного саксонского тана, 

Ательстана из Конингсбурга? 

- Знаю. Но ведь он сам же и принес его назад, по милости божьей и мо- 

литвами святого Дунстана. 

- Как так? - спросил молодцеватый юноша в зеленом кафтане с золотым 

шитьем. За ним шел коренастый подросток с арфой за плечами, что указыва- 

ло на их профессию. Менестрель казался не простого звания: на нем была 

богато вышитая нижняя куртка, а на шее висела серебряная цепь с ключом 

для натягивания струн на арфе. На правом рукаве, повыше локтя, была се- 

ребряная пластинка, но вместо обычного изображения герба того барона, к 

домашней челяди которого принадлежал менестрель, на пластинке было выг- 

равировано одно только слово: "Шервуд". 

- О чем вы тут толкуете? - спросил молодцеватый менестрель, вмешива- 

ясь в беседу крестьян. - Я пришел сюда искать тему для песни, но, кля- 

нусь святой девой, вместо одной напал, кажется, на две. 

- Достоверно известно, - сказал пожилой крестьянин, - что после того, 

как четыре недели Ательстан Конингсбургский был мертв... 

- Это выдумка, - прервал его менестрель, - я сам видел его живым и 

здоровым на турнире в Ашби де ла Зуш. 

- Ну нет, он умер, это верно, - сказал молодой крестьянин, - или его 

утащили из здешнего мира. Я сам слышал, как монахи в обители святого Эд- 

мунда пели по нем панихиду. А в Конингсбурге были богатые поминки. Я бы- 

ло хотел туда сходить, да Мейбл Перкинс... 

- Да, да, умер Ательстан, - сказал старик, покачивая головой, - и та- 

кая это жалость, потому что немного уже остается старинной саксонской 

крови... 

- Да что же случилось, господа честные? Расскажите, пожалуйста, - 

прервал менестрель довольно нетерпеливо. 

- Да, да, расскажите, как было дело, - вступился дюжий монах, стояв- 

ший возле них, опершись на толстую палку, более похожую на дубину, чем 

на посох богомольца, и, вероятно, исполнявшую обе должности, смотря по 

надобности. - Да рассказывай покороче, - прибавил он, - потому что вре- 

мени остается немного. 

- Изволите видеть, преподобный отец, - сказал старый Деннет, - к по- 

номарю в обители святого Эдмунда пришел в гости один пьяный поп... 

- Я и слушать не хочу, что бывают на свете такие животные, как пьяные 

попы, - возразил на это монах, - а если и бывают, то негоже, чтобы миря- 

нин так отзывался о духовном лице! Соблюдай приличия, друг мой, и скажи, 

что святой человек был погружен в размышления, а от этого нередко быва- 

ет, что голова кружится и ноги дрожат, словно желудок переполнен молодым 

вином. Я на себе испытал такое состояние. 

- Ну ладно, - отвечал Деннет. - Так вот, к пономарю у святого Эдмунда 

пришел в гости святой брат. Монах этот так себе, забулдыга: из всей ди- 

чи, что пропадает в лесу, половина убита его руками, звон оловянной 

кружки для него куда приятнее церковного колокола, а один ломоть ветчины 

ему милее десяти листов его требника. Однако ж он славный парень, ве- 

сельчак, мастер и на дубинках подраться, и из лука стрелять, и поплясать 

- не хуже любого молодца в Йоркшире. 

- Последние твои слова, Деннет, - сказал менестрель, - спасли тебе 

пару ребер. 

- Полно, я не боюсь его, - сказал Деннет. - Конечно, я Теперь немного 

состарился и не так уже поворотлив, как прежде. А посмотрел бы ты, как 

я, бывало, дрался на ярмарке в Донкастере. 

- Историю-то расскажите мне, историю! - снова пристал менестрель. 

- Вся история в том и заключается, что Ательстана Конингсбургского 

похоронили в обители святого Эдмунда. 

- Это ложь, а попросту - брехня, - сказал монах. - Я собственными 

глазами видел, как его понесли в замок Конингсбург. 

- Ну, так сами и рассказывайте, коли так! - сказал Деннет, раздосадо- 

ванный тем, что его непрестанно прерывают. Его товарищу и менестрелю 

стоило немалого труда уговорить старика продолжать свое повествование. 

Наконец он сказал: 

- И вот эти двое трезвых монахов, раз его преподобие непременно хо- 

чет, чтобы они были трезвыми, добрую половину летнего дня пили себе доб- 

рый эль, и вино, и всякую всячину, как вдруг услышали протяжный стон, 

потом звяканье цепей, потом на пороге комнаты появился покойный 

Ательстан, да и говорит: "А, нерадивые пастыри!.." 

- Вздор! - поспешно перебил монах. - Он ни одного слова не сказал! 

- Вот как! - сказал менестрель, отводя монаха прочь от крестьян. - У 

тебя опять новое приключение, брат Тук. 

- Тебе я скажу, Аллен из Лощины, - сказал отшельник. - Я видел 

Ательстана так же ясно, как живой может видеть живого. И саван на нем, и 

такой тяжелый запах, как из могилы. Бочка вина не смоет этого из памяти! 

- А еще что скажешь? - сказал менестрель. - Смеешься ты надо мной! 

- Хочешь - верь, хочешь - не верь, - продолжал монах, - я его хватил 

дубиной так, что от моего удара и бык свалился бы, а дубина прошла через 

него, как сквозь столб дыма. 

- Клянусь святым Губертом, - сказал менестрель, - это презанятная ис- 

тория и стоит того, чтобы переложить ее в стихи на мотив старинной песни