ветствовали простоте своеобразной комнаты, где они заседали, и придавали 

им вид древних поклонников Одина, оживших лишь для того, чтобы оплаки- 

вать былое величие своего племени. 

Седрик занимал место рядом с остальными, но, по общему молчаливому 

соглашению, был главным лицом в этом зале. Когда вошел Ричард (известный 

ему лишь как храбрый Рыцарь Висячего Замка), Седрик важно встал с места 

и, подняв кубок, произнес приветствие: "Добро пожаловать!" Король, уже 

освоившийся с обычаями своих саксонских подданных, ответил: "За ваше 

здоровье!" - и выпил кубок, поданный ему прислужником. Та же любезность 

оказана была Уилфреду, но он только поклонился в ответ, боясь, как бы 

его не узнали по голосу. 

Когда эта предварительная церемония была кончена, Седрик опять встал 

и, подав руку Ричарду, повел его в тесную и бедную капеллу, как бы вы- 

долбленную в толще одного из устоев крепости. Так как вместо окон здесь 

была одна узкая бойница, то внутри помещения царила почти полная темно- 

та. Только два дымных факела бросали слабый красноватый свет на сводча- 

тый потолок, голые стены и грубый каменный алтарь с распятием. 

Перед этим алтарем установлен был гроб, а по обеим сторонам его по 

три монаха, стоя на коленях, с благочестивым видом перебирали четки и 

бормотали молитвы. За эту церемонию мать покойного Ательстана внесла бо- 

гатейший вклад на помин души в монастырь святого Эдмунда. Для того чтобы 

в полной мере заслужить ее приношение, вся братия (за исключением одного 

только хромого пономаря) переселилась на время в Конингсбург, где по 

шесть человек одновременно выполняли богослужение при гробе Ательстана, 

а остальные, не теряя времени, угощались всеми яствами, какие в ту пору 

предлагались в замке, не забывая и о развлечениях. При отправлении бо- 

гослужения у гроба благочестивые монахи пуще всего заботились о том, 

чтобы духовные песнопения не прекращались ни на одну секунду, из опасе- 

ния, как бы Зернобок, этот Аполлион древних саксов, не наложил своих 

когтей на покойника. Не менее заботливо охраняли они от прикосновения 

мирян погребальный покров на гробе, так как этот покров употреблялся при 

похоронах святого Эдмунда и, следовательно, мог подвергнуться оскверне- 

нию, если бы до него коснулась рука непосвященного. Если верить, что все 

эти заботы и знаки внимания могли принести какую-либо пользу покойнику, 

то он имел полное право ожидать их от монастырской братии святого Эдмун- 

да, потому что, помимо ста золотых марок, внесенных когда-то самим 

Ательстаном на помин своей души, мать покойного уже объявила о намерении 

пожертвовать обители большую часть земель и угодий, принадлежавших ее 

сыну, на вечное поминовение его души и души ее мужа. 

Ричард и Уилфред вошли за Седриком в часовню и, когда он торжественно 

указал им на гроб безвременно почившего Ательстана, набожно перекрести- 

лись и пробормотали краткую молитву об упокоении его души. 

Исполнив этот благочестивый обряд, Седрик подал им знак следовать за 

ним и, бесшумно скользя по каменному полу, повел их дальше. Поднявшись 

на несколько ступеней, он с величайшей осторожностью отворил дверь не- 

большой молельни рядом с часовней. Это была квадратная комнатка, не 

больше восьми футов в длину и ширину, уместившаяся, так же как и капел- 

ла, в толще стены; узкая бойница, служившая вместо окна и обращенная на 

запад, сильно расширялась внутри комнаты. 

Лучи заходящего солнца проникли в это темное убежище и озарили вели- 

чавую женщину, лицо которой хранило следы былой красоты. Длинное траур- 

ное платье и покрывало из черного крепа оттеняли белизну ее кожи и пре- 

лесть роскошных светлых волос, еще не посеребренных временем. Лицо ее 

выражало самую глубокую печаль, какая только может быть совместима с 

христианской покорностью. На каменном столе перед нею стояло распятие из 

слоновой кости и возле него - раскрытый молитвенник в золотом окладе и с 

застежками из того же драгоценного металла; его страницы были украшены 

затейливыми заглавными буквами и рисунками. 

- Благородная Эдит, - сказал Седрик, с минуту постояв в молчании, да- 

бы дать время Ричарду и Уилфреду рассмотреть хозяйку дома, - я привел к 

тебе почтенных незнакомых людей. Они пришли разделить твою печаль. Вот 

это - доблестный рыцарь, он храбро сражался ради освобождения из плена 

того, кого мы ныне оплакиваем. 

- Благодарю его за доблестный подвиг, - отвечала леди Эдит, - хотя 

богу не угодно было, чтобы этот подвиг увенчался успехом. Благодарю так- 

же за любезность, побудившую его и его спутника прийти сюда, чтобы уви- 

деть вдову Аделинга, мать Ательстана, в часы ее тяжелого горя. Вашему 

попечению, мой добрый родственник, поручаю я наших достойных гостей и 

уверена, что они не испытают недостатка в гостеприимстве, пока оно су- 

ществует в этих печальных стенах. 

Гости отвесили глубокий поклон опечаленной матери и удалились вслед 

за своим гостеприимным проводником. 

Другая винтовая лестница привела их наверх, в зал точно таких же раз- 

меров, как тот, в который они вошли с самого начала. Этот зал занимал 

четвертый этаж здания. Когда дверь комнаты приоткрылась, послышалось 

унылое хоровое пение. Войдя, они застали там собрание почтенных матрон и 

девиц из знатных саксонских семейств. Четыре девушки, с Ровеной во гла- 

ве, пели гимн душе умершего; но мы из этого поэтического произведения 

могли разобрать лишь две или три строфы: 

У бренных тел 

Один удел - 

В прах превратится плоть. 

Всему взамен - 

Распад и тлен, 

Его не побороть. 

Оставив нас, 

Ты в этот час 

Летишь в обитель зла, 

Чтоб в вышине, 

Горя в огне, 

Душа спастись могла. 

От муки той 

Слова святой 

Тебя освободят. 

Петь будем мы 

Свои псалмы - 

И ты покинешь ад. 

Под это тихое и печальное пение четырех девушек остальные занимались 

вышиванием, по собственному вкусу и умению, большого шелкового покрова