служить ему честно и усердно. 

- Что за вздор болтает этот негодяй! Гоните его вон! - сказал Боману- 

ар, не зная, как опровергнуть этот практический вывод из своего настав- 

ления. 

Хигг, сын Снелля, смешался с толпой, но не ушел, ожидая решения учас- 

ти своей благодетельницы. Он остался послушать, чем кончится ее дело, 

хотя и рисковал при этом снова встретиться с суровым взглядом судьи, пе- 

ред которым трепетало от ужаса все его существо. 

В эту минуту гроссмейстер приказал Ревекке снять покрывало. Она впер- 

вые нарушила свое молчание и сказала со смиренным достоинством, что для 

дочерей ее племени непривычно открывать лицо, если они находятся перед 

собранием незнакомцев. Ее нежный голос и кроткий ответ пробудили в при- 

сутствующих чувство жалости. Но Бомануар, считавший особой заслугой по- 

давить в себе всякие чувства, когда речь шла об исполнении того, что он 

считал своим долгом, повторил свое требование. Стража бросилась вперед, 

намереваясь сорвать с нее покрывало, но она встала и сказала: 

- Нет, заклинаю вас любовью к вашим дочерям. Увы, я позабыла, что у 

вас не может быть дочерей! Хотя бы в память ваших матерей, из любви к 

вашим сестрам, ради соблюдения благопристойности, не дозволяйте так об- 

ращаться со мною в вашем присутствии! Но я повинуюсь вам, - прибавила 

она с такой печальной покорностью в голосе, что сердце самого Бомануара 

дрогнуло, - вы старейшины, и по вашему приказанию я сама покажу вам лицо 

несчастной девушки. 

Она откинула покрывало и взглянула на них. Лицо ее отражало и застен- 

чивость и чувство собственного достоинства. Ее удивительная красота выз- 

вала общее изумление, и те из рыцарей, которые были помоложе, молча пе- 

реглянулись между собой. Эти взгляды, казалось, говорили, что необычай- 

ная красота Ревекки гораздо лучше объясняет безумную страсть Буагильбе- 

ра, чем ее мнимое колдовство. Но особенно сильное впечатление произвело 

выражение ее лица на Хигга, сына Снелля. 

- Пустите меня, пустите! - закричал он, обращаясь к страже, охраняв- 

шей выходную дверь. - Дайте мне уйти отсюда, не то я умру с горя - ведь 

я свидетельствовал против нее! 

- Полно, бедняга, успокойся, - сказала Ревекка, услышавшая его воск- 

лицание. - Ты не сделал мне вреда, сказав правду, и не можешь помочь мне 

слезами и сожалением. Успокойся, прошу тебя, иди домой и позаботься о 

себе. 

Стража сжалилась над Хиггом и, опасаясь, что его громкие причитания 

навлекут на них гнев начальства, решила выпроводить его из зала. Но он 

обещал молчать, и ему позволили остаться. 

Вызвали двух наемников, которых Альберт Мальвуазен заранее научил, 

что им показывать. Хотя они оба были бессердечными негодяями, однако да- 

же их поразила дивная красота пленницы. В первую минуту оба как будто 

растерялись; однако Мальвуазен бросил на них такой выразительный взгляд, 

что они опомнились и снова приняли уверенный вид. С точностью, которая 

могла бы показаться подозрительной менее пристрастным судьям, они дали 

целый ряд показаний. Многие из них были целиком вымышлены, другие каса- 

лись простых, естественных явлений, но обо всем этом рассказывалось в 

таком таинственном тоне и с такими подробностями и толкованием, что даже 

самые безобидные происшествия принимали зловещую окраску. В наше время 

подобные свидетельские показания были бы разделены на два разряда, а 

именно - на несущественные и на невероятные. Но в те невежественные и 

суеверные времена эти показания принимались за доказательства виновнос- 

ти. 

Так, например, свидетели говорили о том, что иногда Ревекка что-то 

бормочет про себя на непонятном языке, а поет так сладко, что у слушате- 

лей начинает звенеть в ушах и бьется сердце; что по временам она разго- 

варивает сама с собою и поднимает глаза кверху, словно в ожидании отве- 

та; что покрой ее одежды странен и удивителен - не такой, как у обыкно- 

венной честной женщины; что у нее на перстнях есть таинственные знаки, а 

покрывало вышито какими-то диковинными узорами. 

Все эти рассказы об обыкновенных вещах были выслушаны с глубочайшей 

серьезностью и зачислены в разряд если не прямых доказательств, то кос- 

венных улик, подтверждающих сношения Ревекки с нечистой силой. 

Но были и другие показания, более важные, хотя и явно вымышленные; 

тем не менее невежественные слушатели отнеслись к ним с полным доверием. 

Один из солдат видел, как Ревекка излечила раненого человека, вместе с 

ними прибывшего в Торкилстон. По его словам, она начертила какие-то зна- 

ки на его ране, произнося при этом таинственные слова (которых он, слава 

богу, не понял), и вдруг из раны вышла железная головка стрелы, кровоте- 

чение остановилось, рана зажила, и умиравший человек спустя четверть ча- 

са сам вышел на крепостную стену и стал помогать свидетелю устанавливать 

машину для метания камней в неприятеля. Эта выдумка сложилась, вероятно, 

под впечатлением того, что Ревекка ухаживала за раненым Айвенго, приве- 

зенным в Торкилстон. В заключение свидетель подтвердил свое показание, 

вытащив из сумки тот самый наконечник, который, по его уверению, так чу- 

десно вышел из раны. А так как эта железная штука оказалась весом в це- 

лую унцию, то не оставалось никаких сомнений в достоверности рассказа, 

каким бы чудесным он ни казался. 

Товарищ его с ближайшей зубчатой стены укреплений видел, как Ревекка 

во время разговора с Буагильбером вскочила на парапет и собиралась бро- 

ситься с башни. Чтобы не отстать от собрата, этот молодец рассказал, 

что, став на край парапета, Ревекка обернулась белоснежным лебедем, 

трижды облетела вокруг замка Торкилстон, потом снова опустилась на башню 

и приняла вид женщины. 

И половины этих веских показаний было бы достаточно, чтобы уличить в 

колдовстве бедную безобразную старуху, даже если бы она не была еврей- 

кой. Но даже молодость и дивная красота Ревекки не могли перевесить всей