обессилен, как он говорит. 

- Вот и врешь, негодяй! - возразил обиженный монах. - Ты сам со свои- 

ми товарищами и выпил весь бочонок и сказал, что это только утренняя 

порция. А я - будь я еретик, коли не берег этого вина для нашего на- 

чальника! Но это не беда. Главное, что я обратил еврея, и он понимает 

все, что ему говорил, почти так же хорошо, как я сам, коли не лучше. 

- Слушай-ка, еврей, - сказал Локсли, - это правда? Точно ли ты отка- 

зался от своей веры? 

- Пощадите меня, милосердный господин! - сказал еврей. - Я ни словеч- 

ка не расслышал из всего, что почтенный прелат говорил мне в течение 

этой ужасной ночи! Увы, я так терзался и страхом, и печалью, и горем, 

что если бы даже сам святой праотец Авраам пришел поучать меня, я и то 

оставался бы глух к его голосу. 

- Врешь, еврей, ведь сам знаешь, что врешь! - сказал монах. - Я тебе 

напомню только одно словечко из всего нашего разговора: помнишь, как ты 

обещался отдать все свое состояние нашему святому ордену? 

- Клянусь богом, милостивые господа, - воскликнул Исаак, встревожен- 

ный еще больше прежнего, - никогда мои уста не произносили такого обета! 

Я бедный, нищий старик, боюсь, что теперь даже и бездетный! Сжальтесь 

надо мной, отпустите меня! 

- Нет, - подхватил отшельник, - если ты отказываешься от обещания, 

данного в пользу святой церкви, ты подлежишь строжайшему наказанию. 

Сказав это, он поднял алебарду и собирался рукояткой хорошенько стук- 

нуть несчастного еврея, но Черный Рыцарь заступился за старика и тем са- 

мым обратил гнев святого отца на собственную особу. 

- Клянусь святым Фомой из Кента, - закричал причетник, - я тебя научу 

соваться не в свое дело, сэр Лентяй, даром что ты спрятался в железный 

ящик! 

- Ну-ну, - сказал рыцарь, - зачем же на меня гневаться? Ведь ты зна- 

ешь, что я поклялся быть тебе другом и товарищем. 

- Ничего такого я не знаю, - отвечал монах, - а хочу с тобой под- 

раться, потому что ты пустомеля и нахал. 

- Как же так, - возразил рыцарь, которому, по-видимому, нравилось 

поддразнивать своего недавнего хозяина, - неужели ты забыл, что ради ме- 

ня (я не хочу поминать искушения в образе винной фляги я пирога) ты доб- 

ровольно нарушил свой обет воздержания и поста? 

- Знаешь ли, друг, - молвил отшельник, сжимая свой здоровенный кулак, 

- я хвачу тебя по уху! 

- Таких подарков я не принимаю, - сказал рыцарь. - Зато могу взять у 

тебя пощечину взаймы. Изволь, только я тебе отплачу с такими процентами, 

каких и пленник твой никогда не видывал. 

- А вот посмотрим, - сказал монах. 

- Стой! - закричал Локсли. - Что ты это затеял, шальной монах? Ссо- 

риться под нашим заветным деревом? 

- Это не ссора, - успокоил его рыцарь, - а просто дружеский обмен лю- 

безностями. Ну, монах, ударь, как умеешь. Я устою на месте. Посмотрим, 

устоишь ли ты. 

- Тебе хорошо говорить, имея на голове этот железный горшок, - сказал 

монах, - но все равно я тебя свалю с ног, будь ты хоть сам Голиаф в мед- 

ном шлеме. 

Отшельник обнажил свою жилистую руку по самый локоть и изо всех сил 

ударил рыцаря кулаком по уху. Такая затрещина могла бы свалить здорового 

быка, но противник его остался недвижим, как утес. Громкий крик одобре- 

ния вырвался из уст иоменов, стоявших кругом: кулак причетника вошел в 

пословицу между ними, и большинство на опыте узнало его мощь - кто в шу- 

точных потасовках, а кто и в серьезных. 

- Видишь, монах, - сказал рыцарь, снимая свою железную перчатку, - 

хотя на голове у меня и было прикрытие, но на руке ничего не будет. Дер- 

жись! 

- Geman meam dedi vapulatori - сиречь, подставляю щеку мою ударяюще- 

му, - сказал монах, - и я наперед говорю тебе: коли ты сдвинешь меня с 

места, я дарю тебе выкуп с еврея полностью. 

Так говорил монах, принимая гордый и вызывающий вид. Но от судьбы не 

уйдешь. От могучего удара рыцаря монах кубарем полетел на землю, к вели- 

кому изумлению всех зрителей. Однако он встал и не выказал ни гнева, ни 

уныния. 

- Знаешь, братец, - сказал он рыцарю, - при такой силе надо быть ос- 

торожнее. Как я буду теперь обедню служить, коли ты мне челюсть свернул? 

Ведь и на дудке не сыграешь, не имея нижних зубов. Однако вот тебе моя 

рука, как дружеский залог того, что обмениваться с тобой пощечинами я 

больше не буду, это мне невыгодно. Стало быть, конец всякому недоброже- 

лательству. Давай возьмем с еврея выкуп, потому что как горбатого только 

могила исправит, так и еврей всегда останется евреем. 

- Монах-то не так уверен в обращении еврея с тех пор, как получил по 

уху, - сказал Мельник. 

- Отстань, бездельник! Что ты там болтаешь насчет обращения? Что та- 

кое, никто меня не уважает! Все стали хозяевами, а слуг нет! Говорю те- 

бе, парень: я был немножко нетверд на ногах, когда добрый рыцарь меня 

ударил, а то я непременно устоял бы. Если же ты желаешь еще потолковать 

на этот счет, так давай я тебе докажу, что умею дать сдачи. 

- Будет вам, перестаньте! - сказал Локсли. - А ты, еврей, подумай о 

своем выкупе. Ты понимаешь, что мы добрые христиане и не можем допус- 

тить, чтобы ты оставался среди нас. Вот ты и подумай на досуге, какой 

выкуп в силах предложить, а я пока займусь допросом другого пленного. 

- А много ли удалось захватить людей Фрон де Бефа? - спросил Черный 

Рыцарь. 

- Ни одного такого, который мог бы дать за себя выкуп, - ответил 

Локсли. - Было несколько трусливых подлецов, да мы их отпустили на волю 

- пускай ищут других хозяев. Для мщения и ради выгоды и так было до- 

вольно сделано, а эта кучка сброда и вся-то не стоила медной монеты. Тот 

пленный, о котором я упомянул, более ценная добыча: это щеголь монах, 

наверно ехал в гости к своей возлюбленной, судя по его франтовской одеж- 

де и по убранству его коня. Да вот и почтенный прелат идет, бойкий как 

сорока. 

Тут двое иоменов привели и поставили перед зеленым троном начальника 

нашего старого знакомого - приора Эймера из аббатства Жорво.