Легенды Невского проспекта (сборник рассказов) 

Михаил Веллер 

Михаил ВЕЛЛЕР 

Американист 

Баллада о знамени 

Крематорий 

Лаокоон 

Легенда о заблудшем патриоте 

Легенда о морском параде 

Легенда о Моше Даяне 

Легенда о родоначальнике Фарцовки Фиме Бляйшице 

Легенда о соцреалисте 

Легенда о стажере 

Легенда о теплоходе «Вера Артюхова» 

Марина 

Маузер Папанина 

Океан 

Оружейник Тарасюк 

Танец с саблями 

Байки скорой помощи 

Американист 

Была в ходу в Ленинграде после шестьдесят седьмого года и такая шутка: «Чем 

отличается Суэцкий канал от канала Грибоедова? Тем, что на Суэцком евреи сидят 

по одну сторону, а на Грибоедова – на обеих». 

На канале Грибоедова, а отнюдь не на Суэцком, родился некогда и известный 

советский политический обозреватель-американист, комментатор, политолог и 

обличитель Валентин Зорин. Правда, фамилия его была тогда не Зорин, а несколько 

иная, более гармонирующая с внешним обликом. Про Зорина была и шутка 

персональная: Родилась она во время визита в Союз Генри Киссинджера и 

основывалась на необычайном их внешнем сходстве: Зорин был вылитой копией 

Киссинджера, прямо брат-близнец, только в одну вторую натуральной величины – тот 

же курчавый ежик, оттопыренные уши, жирный подбородок и роговые очки. «Скажите, 

пожалуйста, господин Зорин, вы еврей? – Я – русский! – А-а. А я – американский». 

Вот этот Валентин Зорин, знаменитый в те времена человек, лет двадцать 

безвылазно просидел в Америке. Он был собкором ТАСС, и АПН, и «Правды», и всего 

на свете. Он в этой Америке изнемогал и жертвовал жизнью на фронтах классовой 

борьбы. Он жил в американском коттедже, ездил на американской машине, жрал 

американскую еду и носил американскую одежду. В порядке ответной любезности он 

сумел рассказать об Америке столько гадостей, что будь она хоть чуть-чуть 

послабее и поменьше – давно бы рухнула под тяжестью его обличений. В 

профессиональной среде он имел среди коллег кличку «Валька-помойка». 

Зорин был профессионал, и не было в Америке такой мелочи, которую он не 

обращал бы ей в порицание и нам в хвалу. Умел отрабатывать деньги. А деньги были 

неплохие; зеленые такие. Баксы. Не каждый сумеет за антиамериканскую неусыпную 

деятельность получать в американской же валюте. 

Такое было время акробатов пера и шакалов ротационных машин. 

И вот он однажды под вечер выходит из одних гостей. Его там в доме принимали 

прогрессивные американцы, кормили его стеками, поили виски и говорили всякие 

приятные вещи. И он уже обдумывает, как сделать из этого антиамериканский 

материал. И повыгоднее его пристроить. 

И идет он к своей машине, припаркованной в сотне метров у тротуара. И тут 

сзади ему упирается в почку что-то вроде пистолетного ствола, и грубый голос 

приказывает: 

– Не шевелиться! Бабки гони! 

Ограбление, значит. Типичный нью-йоркский вариант. 

Зорин, как человек искушенный и все правила игры знающий, не дергается. В 

нагрудном кармане пиджака у него, как советуют все полицейские инструкции, лежит 

двадцатка. И он ровным голосом, стараясь не волноваться, отвечает, что у него с 

собой двадцать долларов всего, в нагрудном кармане. 

– Доставай, но без резких движений! 

Он осторожно достает двадцатку и протягивает за плечо. Ее берут, и голос 

угрожает: 

– Пять минут не двигаться! А то – покойник! 

И тихие шаги удаляются назад. 

Когда, по расчетам Зорина, времени проходит достаточно для того, чтобы 

грабитель удалился на безопасное расстояние, он оглядывается – и видит, как за 

угол скрывается поспешно негр. Самый такой обычный, в синих джинсах, в клетчатой 

рубашке, в белых кедах. 

Зорин садится в свою машину и едет. А сам обдумывает. Это ж какой случай 

замечательный! Средь бела дня советский корреспондент ограблен в центре 

Нью-Йорка вооруженным преступником! Вот уже до чего дошел разгул безобразий! И 

полиция их продажная бессильна! Прекрасный материал сам в руки приплыл. 

И чтобы сделать очередной журналистский шедевр более убедительным, емким и 

панорамным – показать всю прогнилость и обреченность ихнего строя, он гонит к 

ближайшему отделению полиции. Стреляный воробей: а то завопят потом – лжет этот 

красный, никто его не грабил, почему не обратился в полицию, если грабили?! 

Пожалуйста – обращаюсь. 

А поди ты его поймай: лица не видел, примет не знаю, а таких ограблений – да 

тысячи ежедневно. Стрелял наркоман двадцатку на дозу – это как промысел: верняк. 

Он тормозит под вывеской полицейского участка и просит проводить его к 

дежурному – он должен заявить об ограблении. 

В отделении сидит под кондиционером здоровенный сержант с красной ирландской 

рожей и голубыми глазками, вытянув ноги на стол, и жует жвачку. 

– Привет! – говорит он Зорину. – Какие проблемы? 

– Я советский журналист! – заявляет Зорин. – И меня сейчас ограбили прямо на 

тротуаре в вашем городе! 

– Да, – сочувствует детина, – это бывает. Кто ограбил? 

– Приставили пистолет к спине и отобрали деньги. 

– Приметы, – говорит детина, – приметы! Подробности потом. Если вы 

заинтересованы, чтобы мы нашли преступника – давайте попробуем. 

– Черный, – описывает Зорин ехидно. – В синих джинсах, в клетчатой рубашке. В 

белых кедах. Роста так среднего. Не старый еще, конечно. 

– Так, – спокойно говорит сержант. – Понятно. Где это, говорите, случилось, 

мистер? Сколько минут назад? 

А во всю стену мигает лампочки подробнейшая карта города. 

Сержант щелкает тумблером и говорит: 

– Алло! Джон? Фил? Уличное ограбление. Квадрат 16-Д. Тридцать шестая, близ 

угла Второй авеню. Девятнадцать пятнадцать плюс-минус минута. Чернокожий, 

среднего роста, синие джинсы, клетчатая рубаха, белые кеды. Давайте. Он бомбанул 

русского журналиста, тот волну гонит. Да. Сколько он у вас взял, сэр? 

А говорить, что весь этот сыр-бор из-за двадцатки, как-то и неудобно. Не того