К тому времени, когда он вернулся, я успел подружиться с моим соседом, которого звали Безил Грейем. Его познания в области окружных тюрем были потрясающими. Я разложил сандвичи на расстеленной на койке газете. Когда был проглочен последний кусок, Безил сделал предложение, которое могло бы на корню погубить нашу зарождавшуюся дружбу, если бы я его принял. Приготовления Безила были простыми, но интригующими. Он вытащил из-под одеяла три чайные ложки и маленькую горошину, затем осведомился, можно ли воспользоваться одной из моих газет. Я кивнул. Положив газету на пол, он уселся на нее и разложил перед собой ложки. Под одну из них поместил горошину я дружелюбно посмотрел на меня. 

- Я просто показываю тебе, как это делается, - сказал он. - Это поможет нам скоротать время. Иногда глаз оказывается быстрее, иногда - рука. Здесь испытывается не везение, а искусство. Твой глаз против моей руки. Возможно, ты и победишь, но давай попробуем. Это нетрудно. Под какой ложкой горошина? 

Я ответил и угадал. Его проворные пальцы опять забегали, и вновь я угадал. Потом я проиграл. Потом выиграл три раза подряд, он засуетился и напустил на себя недовольный вид. 

- Хватит, Безил, - покачал я головой. - Я не такой уж умник, но зато отчаянный скряга. К тому же все деньги, что у меня есть, не мои, но даже если бы они были моими, я все равно скряга. 

Он весело спрятал ложки и горошину, и наша дружба была спасена. 

В камере начало темнеть. Вскоре включили свет, но от этого тут сделалось только мрачнее. Газету с кричащими заголовками об убийстве на ярмарке можно было читать, лишь держа ее вблизи дверной решетки, через которую проникал свет из коридора, поэтому я отказался от этого занятия и посвятил себя Безилу. Он определенно был хорошим парнем. Его схватили в первый же день, как он начал работать на ярмарке, и приговорили к солидному штрафу. 

На моих часах было без десяти восемь, когда вновь послышались шаги, ключ повернулся в замке и дверь распахнулась. Надзиратель, которого я видел впервые, произнес: 

- Гудвин? К вам пришли. 

Он отступил в сторону, чтобы пропустить меня, запер дверь и указал направление по коридору. 

В комнате было трое: деланно суровый Ниро Вульф, хмурый Фредерик Осгуд и встревоженный надзиратель. Я поздоровался. 

- Пойдем, Олли, подождем снаружи, - сказал Осгуд. Надзиратель пробормотал что-то насчет правил, но Осгуд вскипел, и они вышли. 

Вульф посмотрел на меня, поджав губы. 

- Ну? - осведомился он. - Где были твои мозги? 

- Какие к черту мозги? - отозвался я. - Отпечатки моих пальцев на бумажнике. Подкуп служителя. Это я вам когда-нибудь объясню, если не сгнию в темнице. Но вот самое главное. Полиция утверждает, будто сегодня утром Бронсон говорил кому-то по телефону, что некий Гудвин избил его и отобрал расписку. Ха-ха-ха! Вам приходилось слышать такую чушь? И все же они не считают меня убийцей. Думают только, что я что-то скрываю. Конечно, если бы я действительно забрал у Бронсона расписку, и им бы удалось ее найти... 

- Раз ты ничего у него не забирал, они ничего и не могут найти, - покачал головой Вульф. - Да, кстати... 

Он полез в карман и достал мой бумажник. Я внимательно осмотрел его, убедился, что там нет ничего лишнего, и сунул в карман. 

- Спасибо. Были какие-нибудь затруднения? 

- Нет. Все оказалось просто. После того, как вы ушли, я рассказал мистеру Уодделлу о моем разговоре с Бронсоном. То, что, по моему мнению, могло ему пригодиться. Потом я позвонил в прокуратуру, но ничего выяснить не сумел. В конце концов я дозвонился до мистера Осгуда, и ко мне пришла его дочь. Мистер Осгуд трудный человек. Бог знает почему, но он подозревает, что это ты устроил встречу его дочери с племянником мистера Пратта. Будь осторожен, когда он придет. Он пообещал мне держать себя в руках, если я тебя обо всем расспрошу. 

- Прекрасно! Так вы пришли расспросить меня. А то я удивился, что вы пожаловали. 

- Во-первых... - Он заколебался, что наблюдалось за ним весьма редко. - Во-первых, я тебе кое-что принес. Все это любезно приготовила экономка мистера Осгуда. 

Обернувшись, я, увидел на столе огромный сверток в коричневой бумаге. 

- Напильники и веревочные лестницы? - предположил я. 

Он не ответил. Я развернул сверток и обнаружил подушку, два одеяла и простыни. 

- Ага, значит, так обстоит дело, - повернулся я к Вульфу. - Кажется, вы говорили что-то о мозгах? 

- Замолчи! - сердито буркнул он. - Никогда еще такого не было. Я звонил повсюду, но мистер Уодделл как в воду канул. Уверен, что он от меня скрывается. А судья не может выпустить тебя под залог без санкции окружного прокурора. Фу! Залог за моего доверенного помощника! Ладно, дай мне только до него добраться. А пока придется нам немного подождать. 

- Нам! Вы будете ждать у Осгудов, а я в этой вонючей камере, в компании мошенника! Клянусь, что спущу все ваши капиталы, играя в скорлупку. Что касается столь любезно принесенных вами спальных принадлежностей, то верните их экономке. Одному богу известно, сколько мне придется здесь проторчать, а я не хочу с самого начала завоевать репутацию маменькиного сыночка. Проживу как-нибудь и так. 

- Ты говорил о деньгах. Это вторая причина моего прихода. 

- Знаю, что у вас при себе денег никогда нет. Сколько вам нужно? 

- Ну, долларов двадцать. Заверяю тебя, Арчи... 

- Ладно уж. - Я протянул ему двадцатку. 

- Однажды меня посадили в тюрьму в Болгарии... 

Подойдя к двери, я открыл ее и завопил на весь коридор: 

- Эй, надзиратель! Я совершаю побег! 

Надзиратель вынырнул откуда-то и помчался ко мне, спотыкаясь от усердия. За ним с испуганной физиономией появился Осгуд. С другой стороны коридора галопом прискакал полицейский с револьвером в руке. 

- Первоапрельская шутка, - улыбнулся я. - Проводите меня в мою спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух. 

- Шут! - прогремел Осгуд. 

Надзиратель не мог скрыть облегчения. Весело пожелав Вульфу спокойной ночи, я отправился в камеру.