Эта тысяча гладиаторов сражалась с необычайной храбростью, умирая не только без страха, но почти с радостью. В короткое время свыше четырехсот из них погибли, раненные в грудь. Чтобы спасти остальных от неизбежной гибели, вернувшиеся в лагерь гладиаторы устремились на вал и оттуда обрушили на римлян такой град камней и дротиков, что те вынуждены были отступить и прекратить сражение. 

Тогда Ореот велел немедленно трубить отбой и, поспешно наведя порядок в своих легионах, сильно расстроенных жестоким боем, приказал форсированным маршем двигаться к Привернуму; он поздравлял себя с удачно осуществленной хитростью, которая помогла ему удержать Спартака вдали от Террацины и направить его на Формии. 

Но не успел авангард римского войска пройти и двух миль по Аппиевой дороге, как появились пращники Спартака и бросились в атаку на левый фланг легионов Ореста. 

Увидев это, Орест пал духом; тем не менее, остановив своя войска, он выстроил четыре легиона так, что два из них повернулись фронтом против Спартака, а остальные два - тылом к первым, они должны были отразить атаку Крикса, которому, как это понимал Орест, предстояло немедленно снова броситься на, него. 

Действительно, как только пятый и шестой легионы гладиаторов завязали бой с римлянами. Крикс выстроил опять свои два легиона я с яростью обрушился на тыл римлян. 

Кровопролитна и упорна была битва. Противники свирепо сражались без всякого преимущества на одной или другой стороне. Через полчаса к месту битвы подошли легионы Эномая. Окруженные с трех сторон, римляне начали подаваться и вскоре, сломав строй, бросились стремительно бежать по Аппиевой дороге по направлению к Привернуму. 

Спартак приказал своим легионам преследовать римлян, не отставая от них ни на шаг. Он великолепно понимал, что это единственное средство парализовать действие неприятельской кавалерии, которая не могла атаковать рассыпавшихся в беспорядке гладиаторов, не опрокидывая бегущих римлян. 

Последним явился на поле сражения корпус Граника, стоявший дальше других. Его приход довершил победу гладиаторов. 

Побоище было страшное: свыше семи тысяч римлян пало убитыми и около четырех тысяч взято в плен. 

Только кавалерия почти без потерь пробилась в Привернум, куда в течение ночи пришли остатки изнуренных, разбитых легионов. 

Но и потери гладиаторов были очень велики. Победа стоила им более двух тысяч убитыми и столько же ранеными. 

На рассвете, в то время как гладиаторы с почетом хоронили своих павших товарищей, претор Анфидий Орест, выйдя из Привернума, стремительно отступил с остатками своего войска в Норбу. 

Несколько дней спустя Спартак собрал военный совет из начальников гладиаторов. Все единодушно признали абсолютно невозможным предпринять что-либо против Рима, где каждый гражданин был солдатом, и где поэтому против гладиаторов могло быть выдвинуто сто десять тысяч бойцов... На совете решили обойти Самниум, а потом Апулию и собрать там всех рабов, которые пожелали бы восстать против своих угнетателей. 

Выполняя это решение, Спартак во главе своего войска без всяких препятствий проник через Бовианум в Самниум и отсюда небольшими дневными переходами направился в Апулию. 

Известие о поражении претора Ореста и Фунди повергло в ужас римских граждан. Сенат собрался на секретное совещание и стал обсуждать вопрос, каким образом положить конец этому восстанию, которое, начавшись смехотворным бунтом, приняло теперь масштабы серьезной войны, запятнавшей позором римские войска. 

Решение сенаторов осталось тайной. Стало только известным, что в ночь того дня, когда состоялось это совещание, консул Марк Терренций Варрон Лукулл в сопровождении немногих преданных слуг, без знаков отличия, без ликторов, под видом частного лица выехал верхом по Пренестинской дороге. 

В это время Спартак со своим войском находился в лагере возле Венузии и занимался обучением двух новых легионов, так как свыше десяти тысяч рабов пришло за последние тридцать дней. Около полудня Спартаку доложили, что в лагерь прибыл, посол от Римского Сената. 

- Клянусь молниями Юпитера! - воскликнул Спартак, в глазах которого сверкнул луч невыразимой радости. - Значит так низко пала гордость латинян, что римский Сенат не стыдится войти в переговоры с презренным гладиатором?! 

И, накинув на себя обычный плащ темного цвета, он сел на скамейку, находившуюся у входа в его палатку, сказав декану: 

- А теперь проводи сюда этого сенатского посла. 

Посол пришел на преторий в сопровождении своих четырех слуг; всех пятерых вели гладиаторы; по обычаю, глаза у прибывших были завязаны. 

- Ты на претории нашего лагеря перед нашим вождем, римлянин, - сказал декан тому, кто назвал себя послом. 

- Привет тебе, Спартак! - сказал тотчас же внушительным и твердым голосом римлянин, посылая правой рукой полный достоинства приветственный жест по направлению к тому месту, где, по его предположению, находился Спартак. 

- Привет и тебе! - ответил фракиец. 

- Мне нужно с тобой поговорить с глазу на глаз, - прибавил посол. 

- Хорошо, будем говорить наедине, - ответил Спартак. 

И, обращаясь к декану и солдатам, приведшим пятерых римлян, сказал: 

- Этих отведите в соседнюю палатку, снимите повязки с глаз и приготовьте им чем подкрепиться. 

В то время как декан удалялся с гладиаторами и спутниками посла, Спартак снял с глаз римлянина повязку и сказал: 

- Садись. Ты можешь смотреть на лагерь презренных и ничтожных гладиаторов и знакомиться с ним. 

И он снова сел, не спуская испытующего взгляда с патриция, - что это был патриций, видно было по пурпурной полосе, окаймлявшей его тогу. 

Это был человек лет пятидесяти, высокого роста, плотный, с седыми, коротко остриженными волосами, с благородными и выразительными чертами лица; осанка у него была полна величия и даже надменности. Получив возможность видеть, он тотчас же стал внимательно всматриваться в вождя гладиаторов. 

- Садись же. Эта скамейка, конечно, не курульное кресло, к которому ты привык, но на ней тебе будет все же удобнее, чем на ногах. 

- Благодарю тебя, Спартак, за твою любезность, - ответил патриций, садясь против гладиатора.