Немалы были потери гладиаторов в этом сражении: свыше двухсот пятидесяти было убито и почти вдвое больше ранено. 

В безутешном отчаянии Публий Вариний укрылся в Алифах, где он получил печальное известие о полном разгроме квестора Из страха перед новым наступлением победителя, которому он не был бы в состоянии оказать сопротивление, проклиная богов неба и ада, враждебную судьбу и ненавистного гладиатора, Вариний самым быстрым маршем двинулся через ущелья Апеннин и, покинув Кампанью, укрылся в Бовиануме. 

Две блестящие победы одержанные Спартаком в течение трех дней доставили ему уважение войска и сделали его имя еще более грозным во всех провинциях южной Италии. 

Из Кандинских ущелий Спартак, не теряя времени, спустился в Кавдиум, где нашел Брезовира, гладиагора-галла (с ним читатели познакомились уже в кабачке Венеры Либитины в Риме в тот день, когда верховный суд Союза угнетенных присудил к смерти шпиона Кая Верреса). Брезовир с пятидесятые товарищами только что бежал из Капуи в лагерь Спартака. 

По его совету фракиец решился испробовать маневр, с помощью которого он надеялся добиться свободного выхода из Капуи для пяти тысяч гладиаторов, оставшихся еще в школе Лентула Батиата. 

Спустя три дня после сражения при Кавдинских ущельях, Спартак, во главе десяти тысяч воинов, появился под стенами Капуи. Он послал в город герольда с требованием к префекту и Сенату разрешить выход из города безоружным пяти тысячам гладиаторов; если власти откажутся выполнить это требование, Спартак грозил штурмовать город, предать его грабежу и огню и беспощадно перерезать всех граждан, без различия возраста и пола. 

Известие о победах Спартака, разукрашенное молвой, уже дошло до Капуи и привело в крайнее изумление всех обитателей. Появление страшного врага у ворог города внесло отчаяние и ужас в трепещущие души горожан; требования и угрозы Спартака завершили дело, и паника охватила всех. 

Сенат собрался в храме Дианы, а на Форум, около храма, сошлась огромная толпа. Менее чем в полчаса все лавки были закрыты. Женщины, распустив волосы, сбежались в храмы и призывали на помощь богов. На улицах слышались возгласы простого народа, который громко требовал от сенаторов, чтобы они согласились на предложение гладиатора и этим спасли население Капуи от истребления. 

Меций Либеон с бледным, искаженным лицом, дрожа и заикаясь от волнения, доложил Сенату требование Спартака. Сенаторы, не менее взволнованные и дрожащие чем префект, испуганно смотрели друг на друга и ни один не осмеливался взять слово, чтобы дать совет в момент столь тяжелой опасности. 

Воспользовавшись этой нерешительностью и молчанием, военный трибун, храбрый опытный воин, командовавший четырьмя когортами, присланными римским Сенатом для защиты Капуи, попросил разрешения изложить свое мнение. В грубых, но красноречивых словах он, нисколько не поддавшись панике, доказывал, что требования Спартака являются пустыми угрозами, рассчитанными на трусость граждан, что гладиатор не может пойти на штурм и не пойдет, так как город слишком хорошо защищен своими грозными укреплениями. Войско, не имеющее скорпионов, таранов, катапульт, баллист и стенных кос, не отважится на штурм. 

Но страх, обуявший изнеженных капуанских сенаторов, - страх, от которого в первый момент у них слова застыли на устах, теперь встряхнул их, заставил вскочить с мест, как будто их укусил тарантул. Все они хором заголосили, что трибун сошел с ума, что Нола была взята менее многочисленными и хуже вооруженными гладиаторами всего в два часа, что в ней были сожжены дома и вырезаны все жители; что они для удовлетворения каприза честолюбивого трибуна не желают быть изрубленными; что высылка из города этих пяти тысяч гладиаторов является мудрым и благоразумным мероприятием, так как будет устранена постоянная опасность восстания и резни... К этому присоединились настояния собравшегося на площади народа, который громко требовал, чтобы сенаторы спасли город, и Меций Либеон поставил на голосование предложение, внесенное многими сенаторами: удовлетворить требование Спартака... Оно было принято почти единогласно. 

Таким образом пять тысяч гладиаторов, запертых в школе Лентула, были выпущены из города и присоединились к Спартаку, стоявшему лагерем у подошвы соседней горы Тифаты. Они были немедленно полностью вооружены и составили третий легион, начальство над которым было дано Борториксу, передавшему Брезовиру обязанности начальника конницы. 

Спартак быстро вернулся в Нолу и пробыл там около тридцати дней. Он с увлечением обучал свой новый легион, заставляя его ежедневно упражняться в строевых приемах. Тем временем до него дошла весть, что претор Вариний собирает новые силы, чтобы снова пойти против него. Спартак решил опередить Вариния: оставив Крикса с двумя легионами в Ноле, он взял с собой один легион, перешел Апеннины и неожиданно для противника появился у стен Бовианума. 

Вариний, действительно, послал римскому Сенату донесение о несчастном ходе этой войны. Напоминая о своей прежней службе отечеству, честный солдат как милости просил у Сената, чтобы на нем, ветеране стольких битв, не оставили навек позор этих поражений, дали возможность довести войну до конца и искупить обиды злой судьбы. 

Сенат удовлетворил справедливую просьбу храброго Вариния, послал ему восемь когорт, составленных из четырех тысяч ветеранов, и дал полномочия собрав среди марсов, самнитов и пиценов еще шестнадцать когорт, так что он мог составить два легиона, необходимых для окончания войны с гладиаторами. 

Претор, в глазах которого старшинство чина и службы в армии являлось бесспорным преимуществом, назначил Лелия Коссиния на пост квестора, вакантный после смерти Фурия, хотя в его распоряжении были гораздо более умные и дальновидные трибуны, чем Лелий Коссиний. Поручив ему командование восемью когортами, только что присланными из Рима, Вариний приказал ему оставаться в Бовиануме, чтобы помешать Спартаку проникнуть в Самниум, а сам с двумя тысячами воинов, оставшимися от разгрома при Кавдинских ущельях, направился в страну марсов и пиценов с целью набрать солдат.