Пока гладиаторы спешно строились в боевой порядок, трибун Сервилиан, пустившись бегом, первый испустил яростный крик атаки, повторенный постепенно всеми легионерами и слившийся в оглушительное, страшное и наводящее ужас "барра" - крик слона, с которым римские легионы обычно бросались в атаку. 

Но едва Сервилиан и передние ряды первой когорты показались перед насыпью неприятеля, как пятьдесят гладиаторов, стоявших позади насыпи, пустили в римлян тучу камней. 

- Вперед! Вперед во имя Юпитера Статора! Смелее! Не унывай! - восклицал трибун, выступая отважно вперед. - В один миг мы будем в лагере этих грабителей и изрубим их всех. 

Несмотря на ушибы и раны, римляне продолжали бежать к насыпи, достигнув которой, они смогли пустить в дело свое оружие, с силой кидая дротики в тех гладиаторов, которые не были защищены насыпью. 

Крики усилились, и схватка начала переходить в ожесточенное кровопролитие. 

Спартак, наблюдавший происходящее с высоты скалы, на которой стояло его войско, с проницательностью, достойной Ганнибала или Александра Македонского, сразу понял грубую ошибку, допущенную начальником римлян. Сервилиан повел своих солдат сомкнутым строем сражаться на тропинке, где их фронт не мог быть шире, чем в десять солдат рядом, благодаря чему глубокая и плотная колонна римлян была поставлена под град камней. Спартак понял эту ошибку и немедленно использовал ее так, как это ему позволяла занятая им позиция. Он выдвинул своих солдат вперед, расположил их в два ряда во всю ширину площадки с той стороны, откуда началась атака, и приказал им метать в неприятеля камни изо всех сил и без перерыва. 

- Через четверть часа, - воскликнул Спартак, занявший первое место на краю площадки и бросая камни в римлян, - они обратятся в бегство, и мы, следуя по их пятам, мечами искрошим их в куски! 

Как он предвидел, так и случилось. Хотя отважный трибун Сервилиан и вместе с ним многие храбрые легионеры достигли насыпи, для соратников, находившихся позади и не имевших возможности пользоваться копьями и мечами, становился невыносимым град камней, усиливавшийся с каждой минутой. Камни разбивали шлемы и латы, наносили ушибы, вызывали кровоподтеки, попадали в голову, оглушали и валили с ног. Очень скоро колонна нападавших стала колебаться, раздвигаться, подаваться назад и расстраиваться. Хотя Сервилиан охрипшим голосом требовал от своих солдат, чтобы они твердо выдерживали этот ураган камней, однако напор рядов, которым особенно доставалось, становился все сильнее и сильнее и вызвал, наконец, общий беспорядок. Началась давка, легионеры стали опрокидывать, топтать друг друга и вскоре обратились в бегство. 

Тогда гладиаторы, выскочившие за насыпь, стали преследовать римлян. Эта длинная цепь людей, начинавшаяся от насыпи, из-за которой все время выходили, пылая жаждой мести, гладиаторы, и оканчивавшаяся хвостом колонны римлян, могла показаться наблюдавшему издалека огромной змеей, ползущей и извивающейся по склону горы. 

Особенность этого очень короткого сражения, так неожиданно превратившегося для римлян в поражение, состояла в том, что свыше двух тысяч людей, одни - убегавшие, другие - преследующие, не могли сражаться. Римляне даже при желании не могли остановиться, так как бежавших впереди теснили сзади, а они в свою очередь теснили передних; по этой же причине не могли остановиться и гладиаторы. Узость тропинки и крутизна склона давали этому потоку людей невольную быстроту, и, подобно быстро движущейся лавине, он мог остановиться только у подошвы горы. 

И действительно, только там, где тропинка переходила в широкую дорогу и где склон горы стал более отлогим, убегавшие могли рассыпаться по соседним полям и ближайшим садам. Только там и гладиаторы могли развернуть свой фронт, рубя и коля легионеров направо и налево. 

Сервилиан остановился, последним напряжением охрипшего голоса призывая к себе своих солдат и оказывая гладиаторам упорнее сопротивление Но не много было таких, которые его услышали и, еще меньше таких, которые примкнули к нему и встретили грудью натиск неприятеля. Основная масса легионеров, пришедшая в полное смятение и беспорядок, охваченная паникой, совершенно рассеялась, и каждый думал только о собственном спасении. 

Спартак с манипулой гладиаторов теснил Сервилиана и сотню храбрецов, дравшихся рядом с ним; завязалась жестокая и кровопролитная схватка, в которой Сервилиан пал от руки Спартака. Число гладиаторов увеличивалось с каждой минутой, римляне быстро были сломлены и перебиты Поражение обеих когорт было окончательное: более четырехсот легионеров было убито, свыше трехсот раненых и нераненых попало в плен. Обезоруженные, они согласно приказу Спартака, были отпущены на свободу. Победители потеряли тридцать человек убитыми и около пятидесяти ранеными. 

Немного позже полудня гладиаторы, надевши шлемы и латы, отнятые у неприятеля, вернулись в свой лагерь на Везувий, унося с собой огромное количество оружия. 

Глава 12 

Спартак доводит число своих воинов с шестисот до десяти тысяч 

Когда весть о поражении когорт Сервилиана дошла до соседних городов, по всей Кампанье поднялась сильная тревога: всех ошеломили подробное! и резни, учиненной мятежниками в рядах легионеров Нола, Нуцерия, Геркуланум, Байи, Неаполь, Мизенум, Кумы, Капуя и все остальные города этой плодороднейшей провинции приготовились к обороне; горожане вооружились, стояли на страже дни и ночи у ворот и на бастионах. Помпея, стены которой были снесены, не осмеливалась сопротивляться гладиаторам, приходившим туда много раз запасаться провиантом; они вели себя там не как толпы дикарей, а как самые дисциплинированные войска, к немалому удивлению жителей города. 

Тем временем префекты отдельных городов посылали гонцов за гонцами к Мецию Либеону, префекту всей провинции, чтобы побудить его принять меры против растущей опасности, и несчастный Меций Либеон в свою очередь отправлял гонцов к римскому Сенату, умоляя о скорой и серьезной помощи. 

В Риме, естественно, не было никого, кто был склонен серьезно считаться с бунтом гладиаторов, кроме Сергия Катилины и Юлия Цезаря; одни они могли оценить важность и серьезность восстания рабов, ибо знали его корни, размах, а также дарования его вождя; кроме этих двух никто и не думал о когортах, изрубленных в куски гладиаторами, тем более, что спасшиеся от этой резни солдаты рассказывали ее подробности, сваливая всю вину - и это отчасти справедливо - на самонадеянное невежество трибуна Сервилиана.