Когда Сильвий Кордений закончил свою отрывистую и бессвязную речь. Крикс, внимательно наблюдавший за ним, некоторое время молчал, а затем сказал медленно и очень спокойно: 

- А ведь ты негодяй, каких мало! 

- Не считай меня больше того, чего я стою, благородный Крикс, и... 

- Нет, нет, ты стоишь больше, чем может показаться на первый взгляд. Несмотря на твой бараний вид, ум у тебя тонкий и хитер ты на славу. 

- Но ведь я не сделал вам ничего дурного.., я исполнял приказания моего патрона.., мне кажется, что, принимая во внимание мою искренность и то, что я торжественно клянусь всеми богами Олимпа и ада не передать никому, даже Верресу, ничего из того, что я узнал, вы можете пощадить меня, и дать мне свободно уйти. 

- Не торопись, добрый Сильвий, мы об этом еще поговорим, - иронически возразил Крикс. 

Подозвав к себе нескольких гладиаторов, он им сказал: 

- Выйдем на минуту. 

Он вышел первый, крикнув тем, кто оставался. 

- Стерегите его!.. И не делайте ему ничего дурного. Гладиаторы вышли из харчевни. 

- Как поступить с этим негодяем? - спросил Крикс у своих товарищей, когда в переулке все остановились и окружили его. 

- Что за вопрос? - ответил Брезовир. - Убить его, как бешеную собаку, - Дать ему уйти, - сказал другой, - было бы все равно, что самим донести на себя. 

- Сохранить ему жизнь и держать его пленником где-нибудь было бы опасно, - заметил третий. 

- И затем, где мы могли бы его спрятать? - спросил четвертый. 

- Итак, смерть? - спросил Крикс, обводя всех глазами. 

- Теперь ночь... 

- Улица пустынная... 

- Мы его отведем на самый верх холма на другой конец этой-улицы... 

- Mors sua, vita nostra1 - заключил в виде сентенции Брезовир, произнося с варварским акцентом эти четыре латинских слова. 

- Да, это необходимо, - сказал Крикс, сделав шаг к дверям кабака; но тут же остановился и спросил: 

- Кто же убьет его? 

Никто не дал ответа, и только после минуты молчания один сказал: 

- Убить безоружного и без сопротивления... 

- Если бы у него был меч... - сказал другой - Если бы он мог или хотел защищаться, я бы взял на себя это поручение, - прибавил Брезовир. 

- Но зарезать безоружного... - заметил самнит Торкват. 

- Храбрые и благородные вы люди, - сказал с волнением Крике, - и достойные свободы! Однако, необходимо, чтобы для блага всех кто-нибудь победил свое отвращение и выполнил над этим человеком приговор, который изрекает моими устами суд Союза угнетенных. 

Все наклонили головы в знак повиновения. 

- С другой стороны, - продолжал Крикс, - разве он пришел сразиться с нами равным оружием и в открытом бою? Разве он не шпион? 

Если бы мы его не накрыли в его тайнике, не, донес ли бы он на нас через два часа, И не были бы все мы брошены завтра в Мамертинскую тюрьму, чтобы через два дня быть распятыми на кресте на Сессорском поле? 

- Правда, правда! - подтвердило несколько голосов. 

- Итак, именем суда Союза угнетенных я приказываю Брезовиру и Торквату убить этого человека. 

Оба гладиатора наклонили головы, и все, с Криксом во главе, вернулись в харчевню. 

Сильвий Кордений Веррес, ожидая решения своей судьбы, не переставал дрожать от страха. Минуты ему казались веками. Он устремил взор, полный ужаса на Крикса и его товарищей и побледнел. - он не прочел на их лицах ничего хорошего. 

- Ну, что же... - произнес он со слезами, - вы меня пощадите?.. Оставите мне жизнь?.. Я.., на коленях, жизнью ваших отцов, ваших матерей, ваших близких.., смиренно вас заклинаю... 

- Разве есть у нас теперь отцы и матери?.. - мрачно ответил Брезовир, лицо которого потемнело и приобрело страшное выражение. 

- Разве оставили нам что-нибудь дорогое? - прибавил другой гладиатор, глаза которого засверкали гневом и местью - Вставай, трус! - закричал Торкват. 

- Молчать! - воскликнул Крикс, и, обращаясь к отпущеннику Кая Верреса, прибавил: 

- Ты пойдешь с нами. В конце этой маленькой улицы мы посовещаемся и решим твою судьбу. 

Сделав товарищам знак вывести Сильвия Кордения, которому он оставил последний луч надежды, чтобы тот не поднял на ноги всю улицу воплями, Крикс вышел в сопровождении гладиаторов, потащивших отпущенника, более похожего на мертвеца, чем на живого человека. Он не сопротивлялся и не произносил ни слова. 

Один гладиатор остался, чтобы расплатиться с Лутацией. Она среди этих вышедших двадцати гладиаторов и не заметила своего торговца зерном. Между тем остальные, повернув направо от харчевни, стали подыматься по грязной и извилистой уличке, которая оканчивалась у городской стены. Дальше начиналось открытое поле. 

Придя сюда, они остановились. Сильвий Кордений, опустившись на колени, начал плакать, взывая к милосердию гладиаторов: 

- Хочешь, ты, подлый трус, сразиться равным оружием с одним из нас? - спросил Брезовир упавшего духом отпущенника. 

- О, пожалейте.., пожалейте.., ради моих сыновей прошу вас о милосердии... 

- У нас нет сыновей! - закричал один из гладиаторов. 

- Мы осуждены не иметь их никогда!.. - прорычал другой. 

- Неужели ты, - сказал в негодовании Брезовир, - умеешь только прятаться и шпионить?.. Честно сражаться ты не умеешь?.. 

- О, спасите меня!.. Жизнь.., я вас умоляю о жизни!.. 

- Так иди же в ад, трус! - вскричал Брезовир, вонзив свой короткий меч в грудь отпущенника. 

- И пусть погибнут с тобой вместе все подлые бесчестные рабы, - прибавил самнит Торкват, дважды ударяя упавшего.