Посетители кабачка Венеры Либитины принадлежали к самому презренному, низкому люду Рима. 

Плотники, гончары, могильщики, атлеты из цирка, комедианты и шуты низшего сорта, гладиаторы, мнимые калеки и нищие, распутные женщины были обычными посетителями таверны Лутации. 

Но Лутация Одноглазая была не щепетильна и не обращала внимания на разные тонкости; в таком месте не могли, конечно, бывать банкиры, всадники и патриции. Кроме того добрая женщина полагала, что Юпитер поместил солнце на небе для того, чтобы светить как богатым, так и бедным, и что если для богатых существовали винные погреба, съестные лавки, рестораны и гостиницы, то бедняки должны были иметь свои таверны. Лутация убедилась также, что квадрансы и сестерции бедняка ничем не отличались от тех же монет зажиточного горожанина и гордого патриция. 

- Дашь ты нам, наконец, эти проклятые битки? - заревел громовым голосом старый гладиатор, лицо и грудь которого были сплошь покрыты шрамами. 

- Закладываю сестерцию, что Лувений принес ей с Эсквилинского поля немного мяса, выброшенного в пищу воронам. Не иначе, как из него она готовит свои адские битки! - вскричал нищий, сидевший возле старого гладиатора. 

Грубый хохот последовал за этой шуткой нищего, симулировавшего болезнь, которой он вовсе не страдал. Лувению - низкого роста, неуклюжему и толстому могильщику - шутка нищего не понравилась. Он вскричал в ответ хриплым голосом: 

- Как честный могильщик клянусь, ты должна была бы, Лутация, в биток, приготовленный для этого негодяя Велления (таково было имя нищего), постараться вложить мясо, которое он нитками привязывает к своей груди, чтобы разжалобить несуществующими язвами чувствительных граждан и выманить у них побольше денег. 

Новый взрыв смеха раздался при этих словах. 

- Если бы Юпитер не был лентяем и не спал так крепко, ему бы не грех потратить одну из своих молний, чтобы испепелить могильщика Лувения, этот зловонный, бездонный мешок. 

- Клянусь черным скипетром Плутона, я кулаками выбью на твоей варварской роже такую язву, которая тебе даст право молить людей о сострадании, - вскричал могильщик, в бешенстве подымаясь с места. 

- Ну, подойди, подойди, дурак! - громко произнес Веллений, в свою очередь вскочив и сжав кулаки. - Подойди, чтобы я отправил тебя к Харону. 

- Перестаньте вы, старые клячи! - зарычал Кай Тауривий, огромного роста атлет из цирка. - Перестаньте или, клянусь всеми богами Рима, я вас схвачу да тресну друг о друга так, что раздроблю ваши изъеденные червями кости и превращу вас в трепаную мочалку! 

К счастью, в эту минуту Лутация и Азур, ее черная рабыня, поставили на столы два огромных блюда, наполненные доверху дымящимися битками. На них набросились с бешеной жадностью. 

Между тем в других группах посетителей велись разговоры на излюбленную тему дня - о гладиаторских играх в цирке. Имевшие счастье присутствовать на этих играх свободные граждане рассказывали о них чудеса тем, которые, принадлежа к сословию рабов, не имели права проникнуть за ограду цирка. 

Все восторженно прославляли мужество и силу Спартака. 

- Если бы он родился римлянином, - сказал покровительственным тоном атлет Кай Тауривий, по происхождению римлянин, - у него были бы все необходимые данные для того, чтобы стать героем... 

- Жаль, что он - варвар! - воскликнул с выражением презрения Эмилий Варин, красивый юноша двадцати лет, на лице которого виднелись уже морщины, ясно указывающие на развратную жизнь и преждевременную старость. 

- А все-таки он очень счастлив - этот Спартак! - сказал старый легионер из Африки, с широким шрамом на лбу. 

- Хотя он и дезертир, а все же получил в дар свободу!.. Случаются же такие невиданные вещи! Эх!.. Нужно сказать, что Сулла был в эту минуту в своем лучшем настроении, раз он решился на такую щедрость. 

- Уж то-то злился ланиста Акциан! - заметил старый гладиатор. 

- Еще бы! Уходя, он вопил, что его ограбили, разорили, зарезали... 

- Его товар был и без того оплачен Суллой очень щедро. 

- А ведь в юности, - сказал атлет, - Сулла был довольно беден, и я знал гражданина, в доме которого он, больной, несколько лет жил на полном иждивении, платя три тысячи сестерций ежегодно. Потом в войне против Митридата и при осаде и взятии Афин он взял себе львиную долю добычи. Затем пришло время проскрипций, и, вы поверьте, что по его приказу было зарезано семнадцать бывших консулов, семь преторов, шестьдесят эдилов и квесторов, триста сенаторов, тысяча шестьсот всадников и семьдесят тысяч граждан, а все имущество этих лиц было конфисковано. И разве при этом Сулле лично ничего не перепало? 

- Я бы хотел иметь ничтожную частицу того, что досталось ему во время проскрипций. 

- Однако, - сказал Эмилий, который в этот вечер, казалось, был настроен философствовать, - этот человек, сделавшийся из бедняка богачом, из ничего - триумфатором и диктатором Рима, человек, золотая статуя которого стоит перед Рострами с надписью "Корнелий Сулла Счастливый - император", - этот всемогущий человек поражен недугом, от которого его не могут избавить ни золото, ни лекарства! 

- И поделом ему! - вскричал хромой легионер, который, как бывший участник африканских войн, был почитателем памяти Кая Мария. - По заслугам ему эта болезнь, этому дикому зверю, этому чудовищу в образе человеческом! Так отмщена кровь шести тысяч самнитов, которые сдались ему под условием, что им будет сохранена жизнь, и которых он приказал перебить в цирке стрелами; и в то время как при раздирающих душу криках этих несчастных все сенаторы, собравшиеся в курии Гостилия, в страхе вскочили с мест, он с жестоким спокойствием сказал: "Не тревожьтесь, отцы сенаторы, это несколько злоумышленников наказаны по моему приказанию; продолжайте ваше заседание". 

- А резня в Пренесте, где он приказал убить в одну ночь двенадцать тысяч несчастных обитателей этого города, без различия пола и возраста, за исключением того гражданина, у которого он гостил? 

- Эй, ребята! - закричала Лутация со своей скамейки, - мне кажется, что вы говорите дурно о диктаторе Сулле Счастливом. Так я вам советую держать язык за зубами, - я не желаю, чтобы в моей таверне оскорбляли имя величайшего гражданина Рима.