Вахтенный унтер-офицер, наклонившись, как и Нетопорчук, в люк по другому борту, свистел так же пронзительно и долго. 

Немыслим российский военный корабль без дудки. Ритмическим подсвистыванием ее дают темп тяге снастей; резким, нарастающим свистом ее выгоняют сон из людей по утрам в подмогу горну; особыми переливами - соловьем - команду собирают к полуденной чарке вина; долгой замирающей трелью приветствуют поднимаемый и спускаемый кормовой флаг. При входе на корабль офицера полагается иметь фалрепных, выстроенных по двое на площадках трапа в готовности помочь выйти из шлюпки или поддержать оступившегося на ступеньках офицера, для чего на вахту выводятся люди, занимающиеся днем и ночью только этим; при встрече вахтенный и фалрепный унтер-офицеры свистят в дудки нежно, почтительно и длительно. По проходе офицера они дают особую короткую презрительную дудку, носящую наименование отсвистать фалрепных, которые враз поворачиваются, враз взбегают по трапу и враз исчезают в отведенном для них месте, сильно смахивая при этом на ученых собак... 

- Вот, богова мать, рассвистелся, - сказал, заворочавшись, матрос, подвешенный под люком в церковную палубу, но сказал тихо. Впрочем, свист дудок заглушал его хриплый спросонья голос, и от этого свиста койки, свисающие с подволока, подобно неизвестным ботанику огромным плодам, закачались. Матросы зашевелились, подвертывая одеяло и соображая во сне: побудка или на вахту кого? 

Отсвистав положенное, Нетопорчук опустил голову ниже в люк. 

- Третье отделение на вахту! Койки взять! 

От этого густого и оглушительного крика молодой матрос Егорчиков быстро вскочил с койки, объятый страхом внезапного пробуждения, и немедленно же получил крепкий удар в лоб; койки подтягиваются к подволоку высоко, чтобы имели вид, а не висели мешком, и сесть в них никак нельзя, можно только лежать, для чего, собственно, койка и сделана. 

- Чего ты, дурной, скачешь? - сказал Нетопорчук сверху. - Спи дальше, забыл, какого отделения? 

На койке номер кончается на четверку, стало быть, Егорчикову в самом деле можно спать еще целый час. Третье отделение помещается в той же церковной палубе, но дальше в нос; его и будят, незачем Егорчикову вскакивать. Молод еще, рожа глупая, со сна пошла пятнами, а на лбу зреет шишка. 

- Да спи же, дурья голова, - сказал Нетопорчук почти ласково. - Порядок не знаешь! Не тебя ж будят, стало быть, спи... 

В палубе рычащий и харкающий утренний кашель, шлепки босых ног и быстрая молчаливая возня с койками. Матросу полагается на вставанье пять минут: одеться, свернуть в ровную колбасу постельное белье, одеяло, подушку вместе с распорками, шкентросами, подвязывающими койку к подволоку, зашнуровать ее и вынести наверх сетки. Еще пять минут - на умыванье, гальюн и покурить, и пять минут остается еще для того, чтобы набить перед вахтой живот чаем и куском хлеба с желтым русским маслом... 

Лейтенанта Греве вестовой начал будить за полчаса до вахты. Он будил его покашливанием, осторожным шепотом, неотвязным и почтительным приставанием. 

- Вашскородь, так что на вахту... Вашскородь, полчетвертого... 

Каюта тиха, душиста, темна. Спалось сладко. 

- Вашскородь, кофе готово. Опоздаете, вашскородь... 

Спалось сладко еще и потому, что Греве вернулся из "Фении" с последней шлюпкой. 

- Вашскородь, извольте пробудиться! 

- Слышу. Чего пристаешь? - сказал Греве ясным и бодрым голосом. - Как погода? 

- Очень прекрасная, вашскородь. Тихо вовсе. 

- Ну и ступай. Сейчас встану. 

Но вестовой не ушел. Он знал, что этот ясный голос, в котором нет и тени сна, - только хитрый обман, чтобы перестали будить. Лейтенант уже снова заснул. 

- Вашскородь, без двенадцати... 

- Да, да, сейчас встаю. Как погода? Отлично... Ступай, Лещиков, ступай. 

Тело нежится в чистом и ласковом белье, и глаза закрываются сами. Дыханье опять ровно. Вестовой решился - стрелка без десяти - и отдернул занавеску иллюминатора. Свет и свежесть хлынули в каюту, и сразу же пружинная койка показалась жесткой, пробуждение - насильственным и жизнь - отвратительной. Лейтенант сел на койке, зевая и морщась. 

- Сколько раз тебе, болвану, говорить: не смей открывать! Буди в темноте, ведь знаешь!.. 

- Виноват, вашскородь! 

- Проспал, шляпа! Опять поздно будишь... 

- Так что вы не вставали, вашскородь. 

- Врешь! Пошел вон, жернов. 

- А вы не уснете обратно, вашскородь? - осторожно спросил вестовой, но, поняв по взгляду лейтенанта, что тот проснулся окончательно, быстро исчез за дверью. Вода для зубов принесена, белое платье приготовлено на кресле, платок в карман положен - более нечего тут делать. Раз озлился, теперь не заснет. 

Выпить кофе не удалось, надо прежде всего тщательно одеться: желудок не виден, а плохо натянутый тонкий носок заметен. Застегивая портупею кортика, лейтенант Греве подошел к люку наверх и подождал начала боя склянок. С последним ударом, по традиции, вбиваемой Станюковичем с детства, он вышел на палубу навстречу Веткину. Лейтенанты на мгновенье остановились, выпрямившись и приложив руку к козырьку, и тотчас же сменили холодную служебную строгость лиц на обычную скучающую рассеянность. 

- Собачья жизнь, Джипси, my darling*, - пожаловался Греве, откровенно зевнув. - Спать хоцца... Сдавайте вахту. 

* Дорогой мой (англ.). 

- Две трубы, две мачты, справа Гельсинки, слева - море, а в нем вода, - сказал Веткин скучающе. - Капитуся на бережку припухает, подкинь ему катерок к семи тридцати.