- Тешься, стрельцы! Мстись - руби им башки! Секи к черту!.. 

Царский струг был уже со всех сторон окружен челнами. Со всех сторон на него валила орава разинской голытьбы; последние стрельцы перед нею без выстрела побросали свое оружие. 

- Колодникам волю! Братцы! Сколачивай ссылочным цепи! - крикнул Степан. 

И тотчас внизу загремело железо: сбивали цепи с колодников. 

На прочих стругах также после короткой свалки победа осталась повсюду за казаками. Если стрельцы не стали стоять за своих начальных людей, то не стоял и голодный ярыжный сброд за купеческое добро Шорина, Задорина и других. 

Горячие стычки были только на царских стругах, на патриаршем, который, как царский, охранялся оружным служилым людом, да на переднем струге Василия Шорина, где в схватку взялись с казаками холопы боярина князя Черкасского. Ярыжные помогали казакам расправляться с боярским холопством. 

Флегошка Лещ сгинул. Его пустились искать ярыги. Разыскали между кулями хлеба. Он отбивался от их толпы, изловчился - ударил какого-то в низ живота кованым каблуком, а сам скакнул в Волгу. Один из гребцов, не жалея себя, прямо в платье спрыгнул за ним, зажав в зубах нож, настиг в воде и зарезал... 

- Тащи сюда! Не топи его! Слышь! Он на раину грозился всех вешать. Давай и его на раину!.. 

Труп шоринского приказчика захлестнули петлей вокруг шеи и вздернули на верхушку мачты. 

Караван относило теченьем к Царицыну. Свалка всюду покончилась. К Степану на царский струг вскарабкался из челна старый Серебряков. 

- Степан! Караван-то наш! Слышь, какое повсюду веселье!.. 

Шум битвы и выстрелы в самом деле утихли по всему каравану. Скоморошьи взвизги, бубны и пляс оглашали теперь Волгу. Трескучие огни факелов пылали по всем стругам, освещая шумные толпы народа. 

Люди перекликались со струга на струг, с челна на челн, с берега на воду. Над Волгой стоял звон и гомон, как на большом торгу. 

Разин опомнился первым. 

- Побьет нас из пушек царицынский воевода, как мимо пойдем. Назад нам к бугру плыть, - сказал он. 

- На ве-сла! 

- На ве-есла-а! - пронесся клич по всему огромному каравану. 

Вслед за царским стругом разворачивались и все остальные назад по Волге, против течения, и становились на якоря у казацкого бугра. 

Степан, став мятежником против царя, сам не знал, радоваться ли победе. Теперь в руках его было много оружия, были пушки и порох. Дружина пополнилась толпой отчаянной, бесшабашной голытьбы. 

На всех стругах шел пир, пелись песни. Едва покончив с битвой, люди спешили отъесться за долгие дни голодовки. Уже никто из них не проклинал своего атамана. Довольные легкой победой и богатой добычей, уже сытые, хлебнувшие патриаршего и воеводского вина, они громко пели озорные, веселые песни и сквозь песню то и дело выкрикивали здравицы своему атаману. 

Разин сидел на кичке переднего струга, глядя в тяжелую синеватую рябь воды. Изредка он оборачивался на шум и видел ошалевшие, пьяные от вина и свободы, заросшие волосами лица ссыльных колодников. Они нескладно плясали на палубе струга под визг и хохот, разминая изъязвленные ноги, затекшие от цепей и тяжелых колодок. Они вытащили на палубу и разбили сундуки приказчиков и дворян и натягивали на изрубцованные плетями спины дорогие атласные зипуны, бархатные и суконные кафтаны, пристегивали сабли. 

На мачте струга, над плясками, пеньем и гвалтом, мрачно качалось тело шоринского приказчика. Ветер распахивал полы его кафтана, и в рассветной мгле они казались похожими на черные крылья. Но, кроме Степана, никто на него не глядел. Расправившись с недругом, все о нем позабыли. 

"Ну, чисто детишки, - подумал Степан, - шумят, озоруют, а что будет завтра - о том нет и в мыслях!.." 

Степан и сам не знал, что будет завтра... 

Караван стоял на приколе возле бугра. Разинцы никому из каравана не позволяли сходить со стругов на берег. 

В рассветной мгле уже рисовался впереди бугра город Царицын. Спал ли город? Может быть, по стенам уже зарядили пушки, чтобы бить казаков?.. 

И вдруг к Степану на струг явился Никита Петух. Он рассказал, что в Царицыне слышали бой и воевода отдал приказ, если караван пойдет на низовья, то бить по стругам нещадно из пушек. 

- Ан ты не бойся, Степан Тимофеич: пушки палить не станут. Зелейный варщик Потап, мой старый знакомец, с порохом натворил такое... 

- Чего же он там натворил? - спросил с недоверием Разин. 

- Такое, что порох шипит и запалом лезет. Дым из запала валит, как словно бы из поповой трубы под праздник... Я сам с ним запаливал... 

- Ну, ты смотри, Петух. Хоть одна пушка выпалит, то и быть тебе без башки! 

Никита уверенно и прямо взглянул в глаза атамана. 

- А я, батька, связанный возле тебя стоять буду, и плаха тут. Как выпалит пушка едина, так голову положу на плаху, секи ее к черту!.. - смело сказал Никита. 

Степан созвал атаманов. Решили пустить вперед караван с царским жалованьем для Понизовья. На царских стругах оставить всего по десятку своих оружных людей. Колодников и охочих людей из стрельцов взять себе, а кто не захочет, те пусть останутся на царских стругах, чтобы доставить царское жалованье к астраханскому воеводе. 

Пушки с царских стругов и зелейный запал свезли на купеческие суда. Сергею Кривому Степан указал раздать казакам оружие, взятое у стрельцов. 

Сам Степан перешел на шоринский струг, в шатер, где ютился в пути Флегошка. 

Караван пустился в низовья... 

Сергей Кривой подплыл на малой лодчонке, пристал к борту струга и ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Он был немножко пьян - от вина и от радости. 

- Считай-ка, считай, Стяпанка: триста мушкетов, пороху бочек несметно, свинец, сабель сот пять, хлебушка полных тридцать стругов гружено. Вот дуван так дуван!.. А стружки-то, струги!.. 

- С царем подрались мы, Серега! - сказал Степан о том, что заботило его больше прочего. 

- А чего ж нам с царем-то не драться?! - брякнул Сергей в пьяном пылу, но тут же, сдвинув на лоб папаху, поскреб в затылке. - С царе-ом?! - недоверчиво протянул он, словно желая себя успокоить. - Нешто с царем? Дворян да приказчиков били. Чего ж их не бить?! Они, вишь ты, как лупят-то нашего брата!..