- Тупей сказал, завтра крымска посол прискачет. Чумпак велит подарка давать. Подарка даем, то калмыцки люди крымска посол резать буди... 

- Кто же режет послов, как можно?! - отозвался Степан. 

- А ты, Стенька, молчи, - одернул Ерема. - Посольское дело в степях особо: если крымец прежде нас подарки даст, то "калмыцки люди казаков резать буди", - с насмешкой сказал он. - Так, что ли, Пинчейка? 

- Так, так, Еремка! - согласился Пинчей. 

- Стало, кису развязывай, - заключил старый Клин. - Чего же он хочет в подарок? 

- Полсотни рубля, - сказал толмач. 

- Торговый народ - кочевые княжичи, - усмехнулся Ерема. - Скажи ему: десять рублей даю, а как зарежет крымских, так и еще прибавлю. Да чтобы резал без мешкоты, покуда они подальше в степи. 

В темноте, кряхтя, Клин звякнул деньгами, чуть слышно считал и через лежащего между ними Степана передавал Пинчейке. 

Пинчей безмолвно на брюхе выскользнул из шатра. 

- Стало, крымских послов поджидал Дайчин, жирный дьявол. Цену хотел набить своему союзу, - сказал Ерема. - А сынок подкузьмил. 

- Не обманет, чаешь? - с опаской спросил Степан. 

- А что ему за корысть. Крымцев зарежет - от них богатство пограбит, и с нас серебро - ему же. А с крымцами им казаков воевать не ходить. Они друг дружке ни в жизнь не поверят... 

Казаки лежали молча, укрывшись войлоками и шубами. За шатрами свистел степной ветер, шуршал холодным песком. В ночи послышался топот многих копыт. Ерема молча толкнул Степана. Оба прислушались к топоту табуна, утонувшему в свистах и шорохах непогожей ночи... 

Пинчей возвратился только к утру. Подполз и улегся рядом со Степаном. 

- Где был? - шепнул он. 

- Кумыс пил, калякал, - сказал толмач. 

- Смотри, Иван, ты не изменное ль дело какое затеял? 

Толмач перекрестился. 

- Моя казак. Моя баба, дети живут в Черкасске. Какой измена. Моя крещена душа... Ей-боха! 

За шатром с утра слышались шум, крики, свист... 

Дядя тайши, старый знакомый послов, военачальник, с огромным брюхом и бабьим голосом, пришел звать послов к тайше для беседы. Казаки с поспешностью подымались. Но когда стали выходить из шатра, увидели, что у Пинчея платье в крови. 

- Где ты был, чертов сын! Где загваздался эдак? Куда тебе к Дайчину в шатер, собака!.. - взревел на него Ерема. 

- Шибко кричишь, пожалуй. Нельзя кричи, - умоляюще зашипел толмач. - Калмыцки люди как верить! Моя на степь гулял, сама крымца рубил, - признался он шепотом. 

- Вот дьявол, посольский толмач! В эку кашу ввязался. И без тебя их зарезали б чисто. 

- Не больно ведь чисто, сказать! - возразил Пинчейка. - Сама сабля рубил, сама деньги брал. Десять рубля ты ханскому сыну дарил? Десять червонца я в крымска мошна брал. 

Пинчей звякнул деньгами. 

- Ну и казак, черт, Пинчейка! - покрутил головой старый Клин. - Надевай живее мой чистый зипун. Да рожу обмой... Посо-ол! - ворчал он, довольный удачей. 

Атаманская наука 

Степан и Ерема воротились из посольства с добром. Они вывезли из степей ловчих птиц в дар от тайши царю, с полсотни русских невольников, освобожденных из рабства, и дары для Корнилы. 

В обмен на русских невольников из Черкасска отпустили домой с сотню калмыков, захваченных в разное время в степях, и войсковая изба объявила, чтобы впредь калмыков не обижать, табунов их не трогать и самих не захватывать в плен. 

Вместе с Еремою и Степаном в Черкасск приехали двое калмыцких военачальников и в том числе - сын Дайчина Чумпак, любитель подарков. После коротких переговоров в Черкасске Чумпак отъехал за Дон, и тотчас же калмыцкие воины рванулись в набег на Казыев Улус, лежавший восточней Азова. 

Ногайцы не ожидали набега. Стада овец и табуны коней разом стали добычей калмыков. Ногайские аулы были охвачены пламенем. Пленных ногайцев толпами угоняли в калмыцкие степи. 

В это время в Черкасске готовились казацкие станицы под началом самого войскового атамана; Степан был в ближних его есаулах. Расчет Корнилы был точен: в эту зиму Дон не замерз в низовьях. Он отделял Казыев Улус от Едичульской орды. Чтобы пройти на помощь своим против калмыков, собранные в подмогу панам воины Едичульской орды станут окорачивать путь, поднявшись на север, в земли донских казаков, где Дон лежал подо льдом. 

Лазутчики донесли войсковой избе, что ногайцы выступили из аулов и скопляются в тысячи. По этим вестям из Черкасска навстречу им вышли казаки. У донской переправы стремительным и нежданным ударом с пальбою из пушек казаки обрушились на ногайцев и погнали их к югу. Прижав врагов к самому берегу, казаки загоняли их в прибрежные заросли камыша. В февральской воде долго не усидишь: ногайцы сдавались на милость... 

Другая часть казаков ринулась по аулам Едичульской орды, предавая их пламени и разорению. Ворвавшись в ногайские Степи, казаки захватывали табуны лошадей, отгоняли овец; связанных воинов гнали в плен за Черкасск... 

В погоне за упорным, неутомимым отрядом ногайцев Степан взлетел на высокий курган, с которого были видны азовские башни, как часовые, стоявшие по обе стороны Дона, башни, между которыми были протянуты цепи, загородившие Дон. На левом крутом берегу темнели среди снегов каменные стены и башни самой крепости. 

"Вот он, несокрушимый замок на воротах моря. Бельмо на глазу казацкого Дона!" 

Лет сорок назад казаки решили разделаться с турецкой твердыней. Об этом поет старинная песня, которую знает весь Дон. Ударили казаки на Азов, выбили турок и крымцев, и стал Азов русской крепостью у ворот моря. Кабы тогда царь прислал воевод, кабы прислал пушек да пороху... Нет, не пособила Москва. Сколько казацкой крови попролито на стенах, а после того как царь указал возвратить твердыню обратно султану, турки построили новые башни... И с тех пор, как бояре не дали помощи казакам и заставили возвратить приморскую крепость в поганые басурманские руки, особенно невзлюбили казаки бояр... Азов был славой казачества, и Азов стал бесславьем его по боярской воле... Не раз и Тимош Разя рассказывал сыновьям, как сидели они в великом осадном сидении в Азове... 

"Батьки попримерли ныне, а стены, политые верной их кровью, стоят... Ударить сейчас на стены взятьем, - не ждут гололобые в городе православных, ворваться в город! Сколь славы нам будет вовеки за эко великое дело!.."