- Сам царь прислал мне подарки? - спросил он. 

- Его величество царь и великий князь всея Великия, Малыя и Белыя России, государь Алексей Михайлович нас к тебе не посылал, а послало Великое Войско Донское, а государь свое царское повеление дал, - ответил Ерема Клин. 

- Казаки - наши соседи, - сказал тайша. - Соседи соседей должны любить. Мы донских казаков не обидим, а ваши казаки моих пастухов грабят. Так хорошо ли? 

- Твои молодцы тоже спуску нам не дают. Зазевайся в степи - лошадей покрадут, а то и самих уведут, продадут в Дербень, - возразил старый Клин. 

Тайша засмеялся, трясясь в своих шубах. Калмыки захихикали вслед за ним. 

- Зевать ведь не надо, - сказал Дайчин. 

- Сосед у соседа коней покрадет, барашков сведет, а сойдутся в шатре - помирятся, - ответил Клин. - А то бывает такой сосед, как крымцы. Те нападут - ни детей, ни женщин не пощадят, все разграбят, а что увезти не могут - огню предадут. Такие соседи - беда! 

При упоминании о своих вечных недругах калмыки помрачнели. Глаза их сверкнули злостью. 

- У донских казаков нет хуже врага, чем крымцы, - вставил Степан. 

- У калмыцких людей нет больше врага, чем крымцы! - воскликнул тайша. 

- Великое Войско Донское прислало нас к тебе, Шикур-Дайчин, просить твоего союза против ногайцев. Тебе одному не справиться с ними. Войско Донское вместе с тобою на них ударит, - прямо сказал старый Ерема. 

Стояло непогожее время. Казаки сидели целыми днями на мягких подушках и ели баранину, пили кумыс. Приближенные тайши угощали их, легонько похлопывали ладонями по плечам, о чем-то по-своему говорили им, дружески улыбаясь. 

Степан обменял своего жеребца на молоденького степного жеребчика, дал перстень за кречета. 

Хотя тайша Дайчин через своих близких изъявлял казакам свою дружбу и доверие, несколько раз Клин пытался заговорить с приближенными тайши о союзе против ногайцев, но ни братья, ни сыновья Дайчина, ни дядя его, ни князья не хотели вступать в беседу об этом. 

- Гость не должен спешить с делом, - отвечали им. - Тайша хочет, чтобы вы отдыхали, гостили, пили кумыс, ели мясо. Будет время еще говорить обо всех делах. 

Казаки осторожно вызнавали о брате жены Дайчина Каспулате Муцаловиче. Узнали, что он далеко от стойбища тайши, гостит у своей сестры, которая с младшим сыном живет в теплых степях на кумысе. 

- Пропадем во степях тут! - ворчал в нетерпении Степан. - Так до лета и не уедешь! 

Но вот после нескольких дней непогоды настал теплый день. Тайша в честь донских послов устроил празднество: скачки на лошадях и верблюдах, стрельбу из луков, борьбу. 

И опять их не звали к тайше. 

- Хитрят скуломордые что-то, - сказал Ерема Степану. 

На другой день тайша собрался на птичью ловлю и пригласил казаков. Сотни две степных охотников ехали к югу за караванами улетавших гусей, лебедей, за журавлиными стаями. 

После охоты послов позвали на пир, в шатер к самому тайше. 

- Ну, нынче скажу наотрез, что нам вышло время домой ворочаться. Когда не хотят в союз, то мы и сами ударим на крымцев, - твердо решился Ерема. 

Но на пиру вдруг появился новый знатный вельможа, одетый не по-калмыцки, совсем непохожий на хозяев здешних степей, а с ним молодой и веселый богатый калмык. Пинчейка сказал, что это и есть шурин тайши, черкесский князь Каспулат, а с ним племянник его, старший сын тайши Чумпак. Стройный, суровый, уже седоватый князь Каспулат сидел на пиру рядом с донскими послами. Ерема спросил у него через Пинчейку, как здоровье его сестры. И вдруг, прежде чем переводчик успел спросить по-татарски, черкес сам ответил по-русски: 

- Здоров карашо. 

- Урус бляс? - спросил обрадованный Клин. 

- Урус карашо. Москва карашо. Наша дядя большой бояр на Москва. Государь карашо, любим. Казак карашо! - выпалил Каспулат Муцалович и в знак дружбы похлопал Клина ладонью по спине. 

- Черкес карашо! - в лад ему ответил Ерема. - Урус, черкес - кунак. Бик якши кунак! 

Князь, может быть, поддержал бы еще разговор, но тут Шикур-Дайчин стал расспрашивать послов про Москву, про царя, про донских казаков. Ерема был вынужден отвечать тайше и оставить своего собеседника. Говоря с тайшой, Ерема сказал, что царь тоже любит птичью потеху. Шикур-Дайчин велел принести в шатер своего любимого ловчего орла. Когда поднесли птицу на руку тайше, все сбились толпой посмотреть ее ближе, и тут-то Степан задержался и оказался позади всех, наедине с Каспулатом Муцаловичем. 

- Крымский посол едет, - внезапно сказал Каспулат. - Зовет Шикур-Дайчина воевать на казак... 

- А тайша? - спросил Разин. 

- Тайша указал Чумпаку крымца стречать, - еще тише ответил черкес. - Чумпак дары шибко любит, - поспешно добавил он и в то же мгновение вмешался в толпу, чтобы вместе со всеми подивоваться на любимую птицу Дайчина. 

Когда орла унесли, князь Каспулат оказался рядом с самим тайшой и больше уже не подошел к казакам... 

После пира Степан рассказал Ереме и Пинчею о разговоре с черкесским князем. 

- Нехристи, черти! Нас держат в шатрах, а с крымцами торговаться про наши головы мыслят! - возмущенно воскликнул Ерема. 

- Когда Чумпак любит подарка, давай я подарка таскаю! - предложил Пинчей. - Чего подарка жалеть, когда голова спасать надо! 

Степан послал сыну тайши свою дареную крестным саблю, чеканенную серебром и с бирюзой в рукояти рыбьего зуба. 

Час спустя Пинчей возвратился с саблей в отдарок. 

- Чумпак говорит: "Скажи: казак любим", - сообщил Пинчей. - Ближний бояр Чумпака, Тупей, меня в гости звал нынче, велел еще подарка таскать. Чумпак шибко подарка любит. 

Степан снял с пальца добытый на войне перстень с большим смарагдом, который звал "волчьим глазом", и отдал Пинчею. Ерема подумал и от себя подкинул отложенные на случай десять собольих шкурок. Поздно вечером у входа в шатер послышался шорох. Пинчей тихо кашлянул и выскользнул из шатра наружу... 

Прошел час, другой. Послы не могли заснуть от волнения. У входа опять покашлял Пинчей, как змея вполз в шатер и улегся на кошмы рядом с послами.