- Гляди: за землей палестинской живут птахо-люди, в самом фараонском Египте, вот с них писали, - доказывал он. - Оттоль и привез, а грамота их зовется "папирус", да как ее честь - не знаю. 

За "птахо-людьми" извлекал он из сумки шестирукую и трехногую женщину, отлитую из бронзы. 

- Вот шестируки своих человеков сами творят из меди. В землях индейских живут... 

Он вынимал затем потрепанный древний "Псалтырь" ручного письма. 

- А книга сия неотступно со мной во всех землях - где над покойником честь, не то и язычников умилять да приводить их ко праведной вере... Одноглазиков сколь обратил! - хвастался брат Агапка. 

Но Степану было не до его вранья. Впервые покинув родной Дон, он довольно дивился и тем, что встречал на пути: и странными белыми ночами на мощных свинцовых водах северных рек, с холодным величием катящих тяжелые воды, и темными глубями мохнатых лесов, вековою стеной обступивших тропы, и самим обликом северных поселений... 

Не всегда останавливались богомольцы у деревень и сел. Бывало, долгие версты пройдя без жилья, раскидывали они свой небольшой табор где-нибудь невдалеке от родника или речки и разжигали дымный костер для обороны от мошки и комарья. Они отдыхали: одни - развалясь во влажной тени леса, другие - бродя по кустам и болотцам в поисках ягод и дичи. 

На одном из таких привалов, невдалеке от Вологды, когда Степан один у костра лежал навзничь, глядя в непривычно белесое северное небо, и слушал ветер, шумевший в вершинах леса, к костру, путаясь в драном подряснике, прибежал брат Агапка. 

- Баба лесная! - отчаянно шепотом выдохнул он. 

- Чего? - не поняв его, переспросил Степан. 

- Дикая баба в болоте! - таинственно прошипел монах. 

Он был испуган и вместе обрадован, что в первый раз в жизни увидел своими глазами одну из тех небылиц, о которых так много врал. 

- Завязла, что ль, баба? - громко воскликнул Степан и вскочил, готовый подать нужную помощь. 

- Чш-ш, ты! - шикнул Агапка, словно охотник, предупреждающий новичка о близости дичи. - Дикая баба в болоте сидит, лесная! 

Еще не вполне понимая, о чем идет речь, Степан поддался охотничьей осторожности монаха. 

- Где? - спросил он шепотом. 

- На болоте. Сидит. Бородища - во! - показал монах до пупа. - Сидит в болоте и бороду щиплет по волоску - знать, на гнездо, как птица, детенышам на подстилку. Щипнет да скорчится вся. И больно, а надо! - с увлечением шептал рыжий Агапка, пробираясь через кусты можжевеля, гнездившегося над болотом. 

По пути им попались купец-муравейщик и сапожник, искавшие ягод. Рыжий монах их увлек за собой, страстно рассказывая о небывалом чуде. 

Живая "дикая баба" была достоверней египетских вылинявших папирусов, индийских медных болванов и даже - "Псалтыри". 

Они подкрались к болоту, и с торжеством указал Агапка в густую траву. 

За кустами на кочке сидела в болоте "дикая баба" - в платке, в сарафане и драненькой кацавее. Баба с густой бородой в самом деле была занята тем, что, корчась от боли, волос по волосу щипала свою бороду. 

Ветер шумел в болотной траве, в вершинках корявых елок, шелестел по кустам и относил от бабы их голоса. 

- Уловим чудо лесное да окрестим ее в христианский чин, - суетливо шептал Агапка. 

- А куды ее деть? В Соловецку обитель бабу нельзя вести - грех. Куды ее денешь? - сказал сапожник. - Да и в миру ей чудно. Замуж? Куды - с бородой!.. 

- Можно б продать кому из бояр. Карлов всяческих покупают в забаву али арапов. Деньги велики за них дают, - надоумил купец. - А нет - так убить: пакость така на что богу надобна! 

- Пусть в лесу живет, - возразил Степан. - Может, у ней тут нора и детеныши ждут, пропадут без нее... 

- Чай, и детеныши бородаты, - заметил купец. 

- Ой, ба-аба! Гляньте, робята, полбороды порвала! - забывшись от изумления, воскликнул рыжий. 

- Без бороды она что - баба как баба!.. Лови, покуда не выдрала всю! - подзадорил купец. 

- Накось! Она в трясину мырнет - ей нипочем, а ты вылезь оттоле! - предостерег сапожник. 

- Ну, зыкнем! Может, соскочит... Давай заходи на ту сторону, - указал монах. 

Они рассыпались по кустам, окружая болотце. 

Монах вскочил, замахал руками, заухал. 

Баба подпрыгнула, шарахнулась по болотцу, по кочкам, скачками в сажень длиной - на купца. Тот взвизгнул от ужаса и бросился наутек в кусты. Рыжий Агапка помчался с ревом в другую сторону. Баба взвыла и повернула прямо на Стеньку... 

Степан не успел вскочить из кустов, как болотное чудо метнулось ему навстречу и опрокинуло его наземь. 

Степан ухватил бабу за ногу, она упала ничком. Он вывернулся, навалился сверху, сунул руку под локти чудища и, слыша его страшный храп, пронзительно закричал: 

- Держу! Вяжи! 

Те набежали, стали вязать. 

На крик сбежались еще монахи, кузнец... 

- Братцы! - вдруг басом взревела баба. - Братцы, на что я вам, для какой нужды?! Нет у меня ни алтына... 

- Ты, дика женка, молчи, молчи, - уговаривал бабу купец, норовя ей засунуть в рот шапку, чтоб не кусалась и не кричала, а то, не ровен час, накличет самца - тот, может, с рогами, с когтями... 

- Пусти, Христа ради! - взмолилась баба. 

- Аль ты хрещена душа? - удивился Агапка. 

- Как не хрещена? Не зверь - человек! 

- А как же те звать? - спросил с любопытством купец. 

- Кузьмой... Ой, пусти... В локтях ломота. 

- Какая ж ты баба, коли Кузьма?! - взъелся Агапка. - Чего же ты мороку навел?! Сидит, как дикая баба, на кочке да бороду щиплет!.. Из-за твоей мороки я кошель истерял в кустах, чертов ты сын, собака! 

- Пошто ты в бабье во все оболокся? - спросил Степан у Кузьмы. 

- Ночной порой из села от кнута боярского приказчика убежал. Бороду ночью не видно - баба идет и баба! - а днем с ней куды? И одежи мужской-то нету. Голодом натерпелся три дни. Сижу да щиплю бородищу до слез... Ягода пособила, корье... А лягушку поел - и вышла назад, не сдюжил...