подымал голову, встречался взглядом с глазами Тургенева или генерала 

Ермолова, и мне почему-то становилось неловко. 

Солотчинская округа - страна талантливых людей. Недалеко от Солотчи 

родился Есенин. 

Однажды ко мне в баню зашла старуха в поневе - принесла продавать сметану. 

- Ежели тебе еще сметана потребуется,- сказала она ласково,- так ты 

приходи ко мне, у меня есть. Спросишь у церкви, где живет Татьяна Есенина. 

Тебе всякий покажет. 

- Есенин Сергей не твой родственник? 

- Поет? - спросила бабка. 

- Да, поэт. 

- Племянничек мой,- вздохнула бабка и вытерла рот концом платка.- Был он 

поет хороший, только больно чудной. Так ежели сметанка потребуется, ты 

заходи ко мне, милый. 

Но от этой же бедности, от "тараканьей жизни" сохрани-лось у него и 

упрямое желание во что бы то ни стало сделать своих детей "настоящими 

людьми". 

В избе Зотовых появилось за последние годы много нового - радио, газеты, 

книги. От старого времени остался только дряхлый пес - никак не хочет 

умирать. 

- Как его ни корми, все равно тощает,- говорит Кузьма.- Такой у него на 

всю жизнь завод остался бедняцкий. Кто почище одет, тех боится, хоронится 

под лавку. Думает - господа! 

У Кузьмы трое сыновей-комсомольцев. Четвертый сын - еще совсем мальчик, 

Вася. 

валялась в старухиной избе, в сундуке,- осталась от помещиков Щербатовых. 

Скрипка была итальянской работы, и Миша решил зимой, когда на опытной 

станции будет мало работы, съездить в Москву - показать ее знатокам. 

Играть на скрипке он не умел. 

- Если окажется ценной,- сказал он мне,- подарю кому-нибудь из наших 

лучших скрипачей. 

Второй сын, Ваня,- учитель ботаники и зоологии в большом лесном селе, за 

сто километров от родного озера. Во время отпуска он помотает матери по 

хозяйству, а в свободное время бродит по лесам или по озеру по пояс в 

воде, ищет какие то редкие водоросли. Их он обещал показать своим 

ученикам, шустрым и страшно любопытным. 

Ваня человек застенчивый. От отца к нему перешли незлобивость, 

расположение к людям, любовь к душевным разговорам. 

Вася еще учится в школе. На озере школы нет - там всего четыре избы,- и 

Васе приходится бегать и школу через лес, за семь километров. 

Вася - знаток своих мест. Он знает каждую тропинку в лесу, каждую барсучью 

нору, оперение каждой птицы. Его серые прищуренные глаза обладают 

необыкновенной зоркостью. 

Два года назад на озеро приехал из Москвы художник. Он взял Васю себе в 

помощники. Вася перевозил художника на челне на другой берег озера, менял 

ему воду для красок (художник рисо-вал французскими акварельными красками 

Лефранка), подавал из коробки свинцовые тюбики. 

Однажды художника с Васей застигла на берегу гроза. Я помню ее. Это была 

не гроза, а стремительный, предательский ураган. Пыль, розовая от блеска 

молний, неслась по земле. Леса шумели так, будто океаны прорвали плотины и 

затапливают Мещёру. Гром встряхивал землю. 

Художник с Васей едва добрались до дому. В избе художник обнаружил пропажу 

жестяной коробки с акварелью. Краски были потеряны, великолепные краски 

Лефранка! Художник искал их несколько дней, по не нашел и вскоре уехал в 

Москву. 

Через два месяца в Москве художник получил письмо, написанное большими 

корявыми буквами. 

"Здравствуйте,- писал Вася.- Отпишите, что делать с вашими красками и как 

их вам пере-слать. Как вы уехали, я их искал две недели, все обшарил, пока 

нашел, только сильно простыл, потому уже были дожди, заболел и не мог вам 

раньше отписать. Я чуть не помер, но теперь хожу, хотя еще очень слабый. 

Так что не сердитесь. Папаня говорил, что было у меня воспаление в легких. 

Пришлите мне, если есть у вас какая возможность, книжку про всякие деревья 

и цветных карандашей - охота мне рисовать. У нас уже падал снег, но только 

стаял, а в лесу под елочкой - смотришь - и сидит заяц! Остаюсь Вася 

Зотов". 

МОЙ ДОМ 

- западня для деревенских котов, любителей рыбы. Каждый раз, когда я 

возвращаюсь с ловли, коты всех мастей - рыжие, черные, серые и белые с 

подпалинами - берут дом в осаду. Они шныряют вокруг, сидят на заборе, на 

крышах, на старых яблонях, подвы-вают друг на друга и ждут вечера. Все они 

смотрят не отрываясь на кукан с рыбой - он подвешен к ветке старой яблони 

с таким расчетом, что достать его почти невозможно. 

Вечером коты осторожно перелезают через частокол и собираются под куканом. 

Они подыма-ются на задние лапы, а передними делают стремительные и ловкие 

взмахи, стараясь зацепить кукан. Издали кажется, что коты играют в 

волейбол. Потом какой-нибудь наглый кот подпрыгива-ет, вцепляется в кукан 

мертвой хваткой, висит на нем, качается и старается оторвать рыбу. 

Остальные коты бьют от досады друг друга по усатым мордам. Кончается это 

тем, что я выхожу с фонарем из бани. Коты, застигнутые врасплох, бросаются 

к частоколу, но не успевают перелезть через него, а протискиваются между 

кольями и застревают. Тогда они прижимают уши, закрывают глаза и начинают 

отчаянно кричать, прося пощады. 

Осенью весь дом засыпан листьями, и в двух маленьких комнатках становится 

светло, как в облетающем саду. 

Трещат печи, пахнет яблоками, чисто вымытыми полами. Синицы сидят на 

ветках, пересыпа-ют в горле стеклянные шарики, звенят, трещат и смотрят на 

подоконник, где лежит ломоть черного хлеба. 

зеленую и лимонную листву, и мне всегда кажется, что я просыпаюсь внутри 

зажженной елки. Воробьи с удивлением заглядывают в беседку. Их смертельно