- Ты бочку кати. Прикатишь, тогда потолкуем, - сказал Степан. - Ну, иди. 

- Иди, коли сам указал. Небойсь, я с тобой! - вмешался другой казак. 

Казаки пошли втроем к землянке Степана. 

- Втроем-то докатят? Ослабли, я чаю? - спросил атаман остальных. - Подсобили бы вы, что ли? 

Еще трое пошли за первыми. 

Несколько человек побежали за своими кружками и с кружками возвратились назад. 

- Черноярец воды добудет, я чаю, побольше, - сказал Степан. - Катят, катят! - воскликнул он, наблюдая за входом в свою землянку. 

Казаки оглянулись. Все шестеро посланных вышли из атаманской землянки и нерешительно мялись у входа. 

- Не смеют. Тоже ведь совесть! - сказал пожилой казак. - Атаману ведь надо... 

- Чего же вы?! - крикнул Разин, направившись сам к землянке. 

Вся гурьба, человек в шестьдесят, потянулась за ним. 

Андрейка Чувыкин стоял потупясь, молчал. 

- Ну, что? Чего же ты не выкатил бочку? - воскликнул Разин. 

- Там нету ее, атаман, - ответил второй казак. 

- Ну не бочку - бурдюк, кувшин, хоть сулейку! 

- И капли нет, атаман! Прости, батька, зря поклепали! - пробормотал Андрейка. 

- Э-эх, дура! Таких, как ты, вешать, чтоб казаков не смущали, - беззлобно, с укором сказал Разин. 

Он отвернулся от всей гурьбы и снова пошел к береговому бугру, откуда было дальше видать в море. 

Степан сам уже давно пил морскую воду, и только его умение переносить жажду спасало его от мук, которые испытывали менее терпеливые, досыта напиваясь морской водой. Их страшнее мучила жажда и валила болезнь... 

Потянул ветерок. Днем стало прохладней. Ветер дул с северо-востока, как раз оттуда, куда ушел Черноярец. Если они не разбиты в боях, то дня через два примчатся на парусах. А если не возвратятся, значит, пропали, тогда и нечего ждать, пора уходить. 

К ночи Степан указал зажечь на высокой мачте струга смоляной факел, чтобы Черноярцу с моря был виден огонь. 

Ветер пронизывал холодом. Казаки оделись в овчинные кожухи, в зипуны, забрались в землянки. Иные в ямах зажгли костры, тесно сгрудились в кучки. 

До рассвета Разин бродил по берегу, напряженно вглядываясь в туманную даль. Начиналась погода. И вдруг за косой, отделенной от острова тем заливом, в котором обычно купались, за плеском волны Степан услыхал голоса и бряцанье цепей. Он припал к песку и глядел на море. 

На гребне волны взметнулась лодка. Ее швырнуло волной на песок косы. Гремя цепями, два закованных человека пытались ее удержать, но вторая волна накатила, вырвала и умчала челнок назад, в море... 

"Вот те на! Лихорадка, что ли?!" - подумал Разин, вспомнив рассказ о тридцати трех невольниках. 

Привидения двинулись на него через косу, дошли до воды, отделявшей косу от острова, и пошли по воде. Цепи звенели на них. Они дошли до глубокого места и кинулись вплавь по заливу, но стали тонуть... 

Степан вскочил, не думая, скинул кожух... 

- Стой, атаман! Заманиват нечисть! - крикнул казак, откуда-то оказавшийся рядом с ним. 

Он хотел удержать Степана, но Разин его оттолкнул и ринулся в воду... Призраков уже не было видно. 

Шаря вслепую по воде, Разин успел схватиться за цепь и рванул на себя. Отфыркиваясь, он вытащил на берег человека в цепях. Казаки, увидев, что это не призрак, бросились за вторым... 

Спасенный Разиным беглец, как только очнулся, кинулся обнимать казаков. 

- Братцы! Казаки донские! Неужто же мы у своих? Неужто добрались?! Пять лет, как собаки, прикованы были цепями... Пять лет не чаяли землю родимую видеть! 

Казаки вытащили второго утопленника. Тот захлебнулся и долго не приходил в себя. 

Первый спасенный прильнул к безжизненному товарищу и закричал ему в ухо: 

- Павлу-уха! Павлу-уха-а! Ведь мы добрались! У своих мы, Павлуха-а! Ведь русские люди вокруг, казаки! Слышь, очнися! 

- Слышь, братцы, ведите меня к атаману скорей, - попросил спасенный Степаном беглец, и, узнав, что сам атаман спасал его из воды, он схватил за руку Разина и припал к ней губами. - Атаманской своей головы не жалел ты для беглого мужика! Недаром же мы к тебе пробирались... Слышь, Степан Тимофеич, семьдесят кораблей мы построили на тебя боевых по указу шаха. Семьдесят пушек на них кизилбашцы ставят. Аглицкий немец за всем корабельным строением дозирает. А ныне струги те, чай, в море выйдут, в поход на тебя; два дни назад на них мясо грузили да хлеб и парусами в тот день же снастили. 

Разин понял, зачем персы не слали своих послов для размена пленных. 

Пока беглец вел рассказ, совсем уже рассвело. 

С моря ударило три отдаленных выстрела, за волнами стали видны паруса двух стругов. 

- Иван идет! - радостно крикнул Еремеев. 

Все толпой сошлись к берегу. На острове ожило все. Позабыв все болезни, люди лезли из ям, ковыляли к морю... 

На розовой пене волны летели на парусах два струга и несколько казачьих челнов. Слышно было, как загремели цепи якорей. С одного из стругов стали сгружать в челн что-то тяжелое. 

- Эге-ей! Что там нашарпали-и?! Не трухменска ли царя полонили? 

- Тащите царицу сюда-а!.. - закричали с берега повеселевшие пленники моря. 

Но из челнов не отвечали и молча гребли к острову. На отмели выскочили в воду и погнали передний челн на руках по песку. 

Вся толпа казаков пошла им навстречу. 

- Черноярец, батька, поранен трухменской стрелой. Рана пухнет. Мыслим, что с ядом змеиным, - мрачно сообщили казаки, прибывшие с моря. 

Разин кинулся к Черноярцу. 

- Помирать мне приходит, Степан Тимофеич, - сказал Черноярец. - Хлеба привез я, сала, да сыру, да овечек живых... да воды ключевой полета бочек. Невольников русских двадцать пять человек отбили. Стрелами поранило троих моих казаков - все пропали... а я вот все жив... да, видать, не осилю... 

Степан помрачнел. Он взял руку Ивана и так сжал, что хрустнули косточки... 

Казаки разгружали воду и хлеб. Резали овец и варили мясо, разливали кружками воду. На острове было шумно. Все ожили, даже запели песни. 

- Ты бы, Ваня, крови парной испил. Пользует кровь, - как ребенка, просил Черноярца Разин. 

Тот усмехнулся. Подумал, что никогда раньше не слышал в Степановом голосе ласки. 

По приказу Разина принесли теплой овечьей крови. Черноярец поднес ко рту и оттолкнул ее. Попросил воды.