Но Стенька не мог успокоиться никакой потехой. Ратные мечтанья тревожили его и днем и ночью. 

Выезжая с соколом на охоту, взлетев на подросшем Дубке на один из курганов, Стенька жадно вглядывался в степную даль, втягивая носом сухой ветер, и ему казалось, что в далеком облаке у заката он видит бьющихся всадников и ветер доносит до него сабельный лязг, конский топот и грохот мушкетной пальбы... 

Редко и скупо долетали на Дон вести о донских казаках, ввязавшихся в драку украинцев с панскою Польшей. То говорили в народе, что запорожцы побили панов, то был слух, что паны побили казаков и сто человек полковников и атаманов казнили в Варшаве. 

"Собрать со станиц молодых казаков - ударить батьке в подмогу! - мечтал Степан. - Кликнуть клич к молодым - и слетятся, как соколы, биться за правду". 

Минуло уж больше полугода после отъезда Рази. Голос Степана возмужал и окреп, широкими стали ладони, и он, словно почуяв свою зрелость, нетерпеливо взялся смазывать салом отцовские ружья, пистоли и сабли, оставшиеся дома, вычистил пороховницы, боевую сбрую, как будто собрался в поход. 

Все неотвязнее и чаще возвращался Степан сердцем к своей мечте о походе на Украину и наконец поделился ею с друзьями, призывая с собой есаульского Юрку Писаренка и еще четверых юнцов. 

После купанья в Дону, лежа под сенью верб, пересыпая песок между пальцами, Степан уговаривал их идти на панов. 

- Да что за станица - пять казаков?! - воскликнул Юрка. - Сбираться, так в сто человек, не менее! 

- А поехать по всей округе. У каждого есть в соседних станицах дружки. Сговорим дружков, те - своих, а ден через десять и вздынемся разом! 

Все утро сговаривались они, под каким предлогом поехать в соседние селения. 

И вдруг на другое утро Стеньку позвали в станичную избу. 

"Али о батьке дурные вести?!" - в тревоге подумал Степан. 

Станичный атаман встретил его суровой усмешкой. 

- Мыслишь, батьки нет, так ты и велик возрос? Уздечкой некому постегать по сидельному месту?! 

- Какие вины на мне? - задорно спросил Стенька, ожидая, что нагоняй последует за ловлю рыбы в неуказанный срок. 

- Рано затеял, казак, спорить со всем Войском, - неожиданно сказал ему атаман. - Батька твой сомутил казаков, - ему круг простит ли - увидим, - а ты, баламута, станешь еще казачьих детей путать, то тебе быть под плетью в науке. А вздумаешь сам уходить - изловим, на цепь посадим, - пригрозил Юркин отец. 

Стенька выскочил из станичной избы красный от негодования на предательство товарищей. 

Шагая мимо чьего-то двора, он со злостью ткнул сапогом чужой обветшалый плетень и выдернул из него крепкий, тяжелый кол. 

Стенька выбежал на песчаную косу, к постоянному месту их бесед и купанья. За ивняком, где стояли в воде челны, он услышал ожесточенные крики и брань. Здесь рослый парень-чужак в лаптях и худом зипунишке яростно отбивался веслом от пятерых казачат-подростков. Стенька по одежде признал в нем беглеца из дальних московских краев. 

Чувствуя перевес на своей стороне, казачата, окружив чужака, уверенно и жестоко наносили ему удар за ударом веслами. Стенька и сам беспричинно недолюбливал пришлых ободранных попрошаек, бродивших от одного куреня к другому с плаксивыми жалобами и причитаниями. 

- Тю-у-у! Стенька! С колом! - крикнул Юрка. - А ну, заходи от реки. Дай ему по башке, да покрепче! 

Вся бывшая до этого злость на предателей разгорелась в Степане. 

- Ну-ка, пятеро на двоих! - кинул он вызов в лицо обалдевшим от неожиданности казачатам и внезапным ударом выбил весло из рук Юрки... 

Одним скачком оказался Стенька рядом с московским бродягой и стал с ним плечом к плечу. 

- А-а, ты Дон продавать? Казаков продавать, гадюка! - выкрикнул Юрка. 

- Переметна сума! Изменщик! - кричали ребята, кидаясь на Стеньку. 

- Колоти переметчика, братцы!.. 

Но, несмотря на задор, они под натиском ободренного неожиданной помощью "москаля" и разозленного Стеньки начали уже отступать в кусты ивняка. Как вдруг, - Степан не успел защититься - кто-то ударил его ребром весла по лбу. Кровь залила лицо. 

- Побе-еда-а! Ур-ра-а! - торжествующе крикнул Юрка, и остальные все подхватили его клич. 

Не замечая ударов и боли, с залитым кровью лицом, Стенька с такой стремительной яростью кинулся на ребят, в глазах его было столько свирепой решимости, что те в смятении побежали спасаться на кручу, в кусты. 

Стенька рванулся преследовать беглецов, но товарищ схватил его за рубаху. 

- Сигай в чалнок, в чалнок! - крикнул он и подтолкнул к воде Стеньку. 

Степан прыгнул в ближайший челн. Бродяга толкнул челн от берега и тоже вскочил за Степаном... Им вдогонку летели камни, раздавались крики и свист казачат, оставшихся на берегу и снова почувствовавших себя победителями. 

Сильными взмахами весла Стенькин новый товарищ выгнал челн к середине Дона. 

- Как тебя звать? - спросил Стенька, склонясь к воде и обмывая с лица кровь. 

- Сярежка, - отплюнувшись кровью, ответил бродяга. 

- Рязанских зямель? - передразнил его Стенька, узнав по говору. - За что на тебя напали? - спросил он. 

- За рыбну снасть. Рыбу хотел покрасти... Не явши два дни, и рыбачить нечем. Хотел наймоваться в работу - никто не наймует, а христарадничать мочи нет... 

- Греби туды, к острову, - решительно сказал Стенька. - Правей бери, к вербе, сейчас я тебя накормлю... 

Ловко поймав ветку вербы, Степан подтянулся к стволу, за который у самой воды была привязана им веревка от снасти. Приготовясь тянуть тяжелую, полную рыбы сеть, он чуть не плюхнулся в воду, когда выдернул куцый конец обрезанной бечевы. Хмуро и вопрошающе взглянул он на товарища. 

Бродяга, поняв по взгляду Степана, в чем дело, и как бы снова готовясь к драке, покрепче перехватил весло. 

- А ты не больно лезь, знаешь! - ощетинился он. - Я в заступу тебя не кликал. И тебя побью, коли станешь... 

Степан ничего ему не ответил и опять наклонился к воде, чтобы смыть с лица все еще льющуюся кровь.