- Иван! Посылай робят живо догнать рыбака! - приказал атаман. 

Челн скользнул со струга в воду. Дружно ударили легкие весла разинцев. Перелетая с волны на волну, казаки помчались наперерез челноку. 

- Дого-онят, - уверенно сказал Сукнин. - На стругах голос слуша-ай! - выкрикнул он. - Окроме гребцов, с мушкетами да с пищалями к бою! Челны в море! 

По судам понеслась перекличка голосов. Вдоль каравана вынырнули из тени стругов легкие казачьи челны, шедшие до того на причалах. Молчаливыми кучками чернели на них казаки, над которыми воинственно торчали длинные дула пищалей. 

- Давай челна! - сказал Разин. - Ты, Федор Власыч, тут, на стругах. Носами к берегу стань, фальконеты наизготовку. Увидишь, нужна допомога - пошли гребцов... 

- Догнали нечистого! - радостно выкрикнул Черноярец, наблюдавший за гонкой в море. 

... Полсотни челнов, отделившись от каравана, теперь полетели к берегу, Разин, Иван Черноярец и Сергей Кривой вели ватагу в набег. 

На берег выскочили лавиной и понеслись по улицам спящего города. 

На стругах услыхали с берега сначала многоголосое завыванье и лай собак, потом увидали смятенно бегущих на берег местных жителей, услыхали их крики, потом уже донеслись до стругов пищальные и мушкетные выстрелы. Где-то, уже на горе, между виноградников и раскидистых темных рощ, разгоралась битва. 

Солнце вышло из моря и брызнуло ярким светом. 

Все больше и больше народу скоплялось на берегу. Чернобородые воины с саблями и топорами, голые кричащие ребятишки показывали друг другу на казачьи челны, на караван стругов. На руках катили с горы смешную пушку на высоких, нескладных колесах. Наводили ее на струги. 

Сукнин, не выжидая нападения, первый ударил по ней разом из трех фальконетов. Подбитая пушка осела на одно колесо. 

Вдруг сразу в двух местах в городе из-за садов и мечетей поднялся черный дым... 

За шумом волн слышались с берега растущие крики. Толпа местных воинов сбилась в тесную кучку и, предводимая человеком в чалме, побежала в гору, в сады, где шла битва. 

- Федор Власыч! Подмогу, что ль, дать? - нетерпеливо спросил Наумов, когда челны возвратились с гребцами под борта стругов. 

И хотя за садами и за домами ничего с моря не было видно, Сукнин подтвердил одобрительно: 

- Надо подмогу... 

Струги, осмелев, подходили ближе и ближе к берегу. Из ближних садов полетели по направлению к каравану стрелы. 

Казаки, выстрелив по садам из мушкетов, спрыгнули в море и по пояс в воде побежали к берегу под дождем свистевших над морем стрел... 

Дым поднимался по городу уже не менее чем в десяти местах. Кое-где вырвалось из-за зелени пламя пожара. 

Казаки громили главный невольничий рынок Каспия, город и крепость Дербент. 

Мирская молва 

Алена была одинока. Со Степаном и Сергеем ушли пришельцы из боярских земель и донская казацкая голытьба, а те казаки, что остались дома, не хотели знаться с семьей Степана, который был для них не только братом мятежника, но и ослушником казацкого круга, пустым удальцом. Царь и Войско Донское не решались напасть на Азов, а он собрался покорить такую твердыню с кучкой безоружных оборванцев. Чести хотел заслужить голутвенной кровью!.. Иные не желали знаться с его домом, чтобы не навлечь на себя гнев старшины, иные же и сами его не любили. 

Впрочем, старшина была довольна уж тем, что Разин увел с собой беспокойную голытьбу. 

Когда долетел на Дон слух, что Разин взял Яицкий городок, то старшинские подголоски ядовито и злобно заговорили в Черкасске: 

- Шел на азовцев - напал на русских. Вот те Аника-воин! 

На большом войсковом круге Корнила говорил о походе Разина: 

- Крестник он мне. Мне б перед вами, атаманы, вступиться за крестного сына, ан не могу: слыхано ли дело - пошел зипуна добывать на царских стругах, а ныне - страшно и молвить - твердыню российскую порубежную полонил!.. 

- Орел атаман! - смело крикнул кто-то из гущи круга. 

Многие казаки одобрительно ухмыльнулись на этот выкрик, но войсковой атаман рассердился. 

- Дурацкий язык без привязи - как бешеный пес на воле! Чего орешь?! За таких орлов будет царская милость Дону - без хлеба сядем!.. 

И вправду, бояре задержали хлебное жалованье. Домовитое казачество не страдало от этой задержки, зато простым казакам опояски стали свободны. Небогатые соседи, люди среднего достатка, начали повторять за Корнилой, что Разин ради свой корысти губит весь Дон. 

Соседки попрекали Алену за мужа, глядели враждебно. И если случалась какая-нибудь нужда, Алена не решалась зайти ни к кому в станице... 

"На что ему город надобен? - рассуждала она про себя. - И вот-то гоняет по белу свету, мутит да беспутничает повсюду, гуляка неладный! Дался мне такой непутевый казак!.. И крыша раскрылась, так кто накроет? Живешь с ребятами чисто в лесу!.." 

Высоко подоткнув подол, полезла Алена на крышу - заниматься непривычным делом. 

- Микитишна, что ты затеяла? Слазь! - крикнул незнакомый мужик. 

- "Слазь, слазь"! Коли дождь в избе, не туды - и повыше заскочишь! - огрызнулась она. 

- Слазь, я влезу! Не женское дело! 

Она недоверчиво поглядела на мужика. Жизнь без мужа уже приучила ее всюду видеть вражду и насмешку. Однако мужик не шутил: он уже скинул зипун и поплевал на ладони. 

Пока, спустившись, она зашла к ребятам в курень, неизвестно откуда взялись во дворе еще двое помощников и принялись за починку плетня. 

- Ребятки, казак-то далече. Дом-то пустой. Мне и потчевать нечем вас, - смущенно сказала Алена. 

- Знай помалкивай! - отозвался мужик с крыши. 

- Там сочтемся! - откликнулся второй, указав на небо. 

И так повелось, что бездомная толпа беглых крестьян из далеких российских уездов, ловя каждый слух о Степане, жалась возле его станицы, двора, нетерпеливо поджидая его возвращения. Они утешали Алену своей простой, домашней, мужицкой заботой. 

Радостно слушала Алена, как говорили пришельцы о ее далеком Степане. А они то и дело, бог весть откуда, вылавливали о нем странные слухи. То говорили, что он напал на самую Астрахань и сделал ее мужицкой крепостью. То рассказывали, что он сговорился с московским царем разделить приволжские земли - половину боярам, другую - крестьянам.