трассерами, мы не видим тянущихся к нам нитей с нанизанными красными 

бусинками. Понимаешь, что они открыли огонь, только когда самолет вдруг 

резко вздрагивает от удара. Как только мы набираем высоту, они тут же 

перестают стрелять и наши бомбардировщики не видят, кого им атаковать. 

Только если лететь очень низко над целью, можно увидеть, как из ствола 

орудия вырывается пламя, похожее на огнь факела. Я думаю, что делать. Нет 

никакой возможности подойти к цели скрытно, так как плоская речная долина не 

дает возможности для такой тактики. Здесь нет ни высоких зданий, ни 

деревьев. Трезвое размышление позволяет мне сделать вывод, что опыт и 

тактические навыки могут помочь, даже если нарушены все основные правила, 

которые из них вытекают. Ответ: решительная атака и надежда на удачу. Если 

бы я всегда был таким авантюристом, я бы уже десятки раз мог лечь в могилу. 

Но рядом нет наших войск и мы находимся в 80 километрах от столицы Рейха, на 

опасно малом расстоянии, если к ней рвутся вражеские танки. Для длительных 

размышлений времени уже не остается. "На этот раз тебе придется положиться 

на удачу", - говорю я себе. "Пошел"! Я приказываю другим пилотам сохранять 

высоту, среди них несколько новичков и пока от них нельзя ожидать, что они 

нанесут большого ущерба противнику при такой обороне, наоборот, скорее всего 

мы сами понесем неоправданно высокие потери. Когда я спущусь ниже, и как 

только станут видны вспышки зенитных орудий, они должны будут 

сконцентрировать огонь своих пушек на зенитках. Всегда есть шанс, что это 

смутит иванов и повлияет на их точность. Здесь стоят несколько танков ИС, 

остальные - Т-34. После того, как четыре танка загорелись и у меня кончились 

боеприпасы, мы летим назад. Я говорю о своих наблюдениях и подчеркиваю тот 

факт, что я атаковал, лишь принимая в расчет близость Берлина, иначе такая 

атака была бы неоправданной. Если бы мы удерживали фронт еще дальше к 

востоку, я подождал бы более благоприятной ситуации, или по крайней мере 

того момента, когда танки выйдут из зоны защиты своих зенитных установок, 

сосредоточенных вокруг моста. После двух вылетов я меняю самолет, потому что 

мой получил повреждения от зенитного огня. В четвертый раз я лечу назад и 

вот уже пылают все двенадцать танков. Я лечу на бреющем над танком ИС, 

который извергает дым, но все никак не загорается. 

Каждый раз перед тем как идти в атаку, я поднимаюсь на 800 метров, 

потому что зениткам на такой высоте трудно в меня попасть. Оттуда я пикирую 

отвесно, отчаянно бросая машину из стороны в сторону. Когда я уже недалеко 

от танка, я выравниваю машину в момент выстрела, и затем ухожу в сторону над 

самим танком, следуя той же тактике уклонения, до того момента, когда я могу 

набирать высоту снова - вне досягаемости зениток. Мне конечно же нужно было 

бы заходить на цель медленнее, когда мой самолет лучше управляется, но это 

было бы самоубийством. Только благодаря обширному опыту и сомнамбулической 

уверенности в себе я способен выровнять машину на долю секунды и поразить 

танк в его наиболее уязвимые места. Конечно, такие атаки никогда не смогли 

бы провести мои коллеги по той простой причине, что у них нет достаточного 

опыта. 

Кровь яростно пульсирует в голове. Я знаю, что играю в кошки-мышки с 

судьбой, но этот ИС должен быть подожжен. Вновь на высоту 800 метров и вниз 

- на 60-тонного левиафана. Он все никак не загорается! Меня душит ярость! Он 

должен загореться и будет гореть! 

На панельной доске мигает красный индикатор. Вдобавок и это! У одной из 

пушек заклинило затвор, в другой остался только один снаряд. Я вновь 

карабкаюсь вверх. Не сумасшествие ли рисковать всем ради 

одного-единственного выстрела? 

На раз мой Ю-87 набирает высоту в 800 метров гораздо дольше, чем 

обычно, поскольку сейчас я начинаю взвешивать "за" и "против". Одно мое "я" 

говорит: "Если этот тринадцатый танк до сих пор не загорелся, не воображай, 

что ты сможешь добиться своего одним снарядом. Лети домой и пополни 

боеприпасы, ты потом всегда сможешь их найти". На это мое второе "я" 

отвечает с горячностью: "Возможно, не хватает всего одного снаряда чтобы 

помешать этому танку свободно катиться по Германии". 

"Катиться по Германии"! Это звучит как в мелодраме. Гораздо больше 

русских танков покатятся по Германии, если ты плохо выполнишь свою работу, а 

ты сейчас все провалишь, не строй иллюзий. Только сумасшедший спуститься так 

низко ради одного выстрела. Это чистое безумие! 

"Сейчас ты скажешь, что ты не смог ничего сделать только потому, что 

это был тринадцатый танк. Какая чушь - все эти суеверия! У тебя остался 

всего один снаряд, так что брось эту нерешительность и приступай к делу"! 

И вот я уже иду вниз с высоты 800 метров. Сосредоточься на полете, 

бросай самолет из стороны в сторону, вот вновь орудия плюются в меня огнем. 

Вот я выравниваю машину... огонь... танк вспыхивает! С ликованием в сердце я 

проношусь над горящим танком. Я поднимаюсь вверх по спирали... треск в 

двигателе и вдруг ногу пронзает раскаленный стальной клинок. У меня чернеет 

перед глазами, дыхание перехватывает. Но я должен продолжать полет... 

полет... я не должен потерять сознание. Сожми зубы, ты должен побороть свою 

слабость. Спазмы боли прокатываются по всему телу. 

"Эрнест, мне ногу оторвало". 

"Нет, если бы оторвало, ты не мог бы говорить. У нас левое крыло горит. 

Тебе нужно садиться, в нас попали два 40 мм зенитных снаряда". 

Пугающая темнота заволакивает глаза, я больше ничего не вижу. 

"Скажи мне, где приземлиться. Потом вытаскивай меня быстрее, чтобы я не 

сгорел заживо". 

Я ничего больше не вижу, пилотирую, повинуясь одному инстинкту. Я 

смутно припоминаю, что начинал каждую атаку с юга на север и потом повернул