превратившийся в кондора, в белоголового грифа превратившийся, 

вылетел, держась за ручку, взмахнув ужасными крыльями, путаясь, 

ловя, не попадая, и упал на четвереньки связанной птицей перед 

отличником боевой и политической подготовки. Рух! Рухнул. 

Первое, что он сделал, стоя на четвереньках и дрожа кожей, 

как лошадь, - это надел штаны. И правильно! А то что же это за 

кондор, это ж не кондор, а чертте что... 

Об этой ручке и еще 

С этой ручкой-задрайкой у нас в гальюне постоянно 

происходят подобные неприятности: вырывают, выдирают, 

выпадают... 

Но, сидя на насесте, все за нее все равно держатся: сами 

видите, народ у нас дикий, он в гальюн не входит, а с лязганьем 

вламывается, так что - чтоб не выдернули - все держатся за 

ручку, как мартышки за ветку, - изо всех сил. 

Подойдешь, бывало, к двери гальюна и осторо-ожненько так 

за ручку попробуешь (она с двух сторон двери выходит), 

осторожненько так надавил ее вверх - и чувствуешь напряжение 

живой плоти, оживает ручка. 

А ты опять, вежливо так, усомнился, а она опять на место - 

тух! А ты опять ее вверх давишь. Тут ручка совсем с ума сходит, 

свирепеет и несколько раз с шумом опускается-поднимается, 

опускается-поднимается, бьется-жмется-дожимается. 

Теперь самое время постучать в дверь и спросить: 

- Слушай, ты чего там, сидишь что ли?.. 

Заму нашему 

Заму нашему новому сколько раз объясняли, что бывает в 

трубе остаточное давление воздуха, что все это проверяется по 

манометрам: есть там давление воздуха или его там нет; сколько 

раз ему говорили: если ты удачно сходил в гальюн, так ты 

головку-то свою подними и посмотри на манометры: если стрелка 

отклоняется, значит давление в трубе есть и его надо стравить 

вот этим клапаном, и пока не стравил, нечего на педаль давить, 

как на врага, потому что воздух вырвется и все это дело удачное 

из унитаза как даст! - и будешь ты весь в... как уже 

говорилось, в пене морского цвета. Так нет же! Наш зам вечно 

рот свой откроет и давит на педаль, как очарованный. 

Ну и попадало ему. Ежедневно. В это отвисшее отверстие. 

А мы его утешали, что, мол, тот не подводник, кого из 

унитаза не обливало. Каждый день утешали. 

О клапанах 

Вы еще не устали о дерьме читать? Ну, если не устали, то 

теперь самое время поговорить о клапанах: о клапанах на 

трубопроводе выброса за борт содержимого баллона гальюна. 

Обещаю, что будет интересно: тема сама по себе интересная. 

Конечно, интересная, особенно если дуешь гальюн, то есть - -я 

хотел сказать: сжатым 

воздухом дуешь баллон гальюна, а клапана открыть забыл, я 

имею в виду забортные клапана. Очень интересная ситуация. А 

переживаний в связи с этим сколько будет... Но по порядку. 

Сначала заметим: клапана - это ответственный момент. И 

открывают их ответственные люди - трюмные. А где у нас родина 

всех ответственных трюмных? 

Родина всех трюмных - Средняя Азия и Закавказье. Именно 

там ежегодно рождаются новые трюмные. И если в отсеке один 

гальюн, то они с ним справляются, но, если в отсеке два 

гальюна, то на каждый гальюн нужно по одному трюмному. 

В пятом отсеке у нас два гальюна: отсечный гальюн на 

верхней палубе и докторский - гальюн изолятора - на средней. 

Оба они сидят на одной забортной трубе и продувают их по 

очереди. Происходит это так: наверху находится Алиев Мамед, 

прослуживший два года, родина - Закавказье; внизу, на забортных 

клапанах, сидит Ходжимуратов Ходжи, прослуживший один год, 

родина - - Средняя Азия. Ходжи должен открыть забортные клапана 

и отсечь докторский гальюн. Для этого он и посажен в трюм. 

Мамед ему сверху кричит: 

- Ходжи! Ходжи! Ходжи! Ходжи его не слышит. 

- Ходжи!!! 

- Ха-а... - Ходжи услышал. 

- Ход-жи! Чурка нерусский! Ты клапана открыла? 

- Да-а! - кричит Ходжи. - Открыла! 

- А ты доктур закрыла? 

- Да-а... 

- Сма-атри - ха-а... 

Все это происходит в 7 часов утра при всплытии на сеанс 

связи и определение места. Орут они так, что не могут не 

разбудить доктора. Они его будят. Доктор садится на койке и 

спросонья говорит только одно слово. Он говорит: 

- Су-ки... 

В это время дуется верхний гальюн, и так как Ходжи отсек 

докторский гальюн совсем не там, где он отсекается, и забортные 

клапана открыл тоже не те, то все содержимое баллона верхнего 

гальюна передавливается не за борт, а. подхватив с собой 

содержимое гальюна изолятора, начинает поступать в изолятор: 

сначала появляется коричневый туман, а потом - потоки. Доктор - 

через какое-то время - начинает проявлять интерес к 

происходящему: он нюхает воздух, как спаниель, а потом он 

спускает ноги с койки и скользит в чем-то мерзостном и с 

криком: "Ах, ты... (наверное, жизнь моя молодецкая) ", - 

выпадает и погружается. А потом доктор в таком виде приходит в 

центральный и требует, чтоб ему нацедили крови трюмных - целое 

ведро... 

Творог 

Вы еще не видели, каким творогом питают на береговом 

камбузе героя-подводника, защитника святых рубежей? Если не 

успели до сих пор, то и смотреть не надо. "Оно" серого цвета, 

слипшееся. Привозится на камбуз в тридцатилитровых флягах. 

Открываешь крышку, а там сверху - трупная плесень. Разгребаешь 

ее немножко (сильно не надо, а то смешается), а под ней - 

творог. Его и едим. Замешиваем со сгущенкой (так его природный 

серый цвет не просматривается) и хрумкаем. 

В кают-компании старших офицеров у нас те же отруби, что и 

на всем камбузе, но только на тарелочках и со скатертями. 

Сейчас сядем ужинать. Я - дежурный по камбузу, мой старпом - 

дежурный по дивизии. 

Лично я творог не ем. Я тут вообще ничего не ем. 

Достаточно простоять сутки на камбузе, чтоб надолго потерять