наряды не хватает. Он как разинет свою у-образную глотку. 

- Пулей, - сказал я лейтенанту, - радостно блея! Даю две 

минуты, чтоб сделал из себя капитан-лейтенанта. 

Лейтенант замешкался. Он меня, видно, не понял. 

- Объясняю медленно, - сказал я, - для круглых 

интеллигентов и золотых медалистов. Берешь себя и 

еще одного лейтенанта. Раздеваешь его. То есть звездочки с 

него снимаешь и из двух по две делаешь одного по четыре. Понял? 

- (Дошло.) - Ну, слава Богу. В темпе вальса! Рысью! 

Через пять минут у меня лейтенант превратился в 

капитан-лейтенанта. Но командующий его все равно прихватил. За 

расстояние между звездочками. 

Ну что ж! Посмотрим, за что нас сегодня будут драть по 

срамным местам. Между прочим, у меня обостренное чувство долго 

поротой жопы. Начнем с пятого этажа. 

Дверь, за которую я легкомысленно потянул, рухнула на меня 

вместе с трехметровым косяком, возмутив многолетнюю пыль, но 

моя природная реакция была на месте, и я уцелел. Под ногами 

битое стекло. Здесь не жили лет триста. Загаженные шкафы 

сгрудились печально вокруг кучи сношенных ботинок, ветоши. Все 

это покрыто бархатной плесенью. В оконные проемы врываются 

лохмотья полиэтилена, рождая шелест. В углу средневековым 

факелом, видимо, долго-долго горел рубильник. А потолок 

какая-то сволочь выкрасила в шаровую краску. От мороза краска 

лопнула и теперь отваливается целыми рулонами. В середине 

пирамида возведена не руками человеческими, а другим 

плодоносным местом. Все это уже давно перешло в перегной. Кусок 

лопаты я нашел за дверью. Ну что ж! За работу. Не так уж все и 

сумрачно вблизи. Нужно устранить хотя бы эти следы устного 

народного творчества, чтоб не возмутить глубинных процессов в 

недрах организма командующего. Может быть, он излишне брезглив. 

Через двадцать минут я все убрал. Мусор я выбросил. Там в 

углу есть заколоченная дверь на нехоженый трап. Туда все все 

выбрасывают. Последней туда полетела лопата. Дверь я поставил 

на место и забил ногой. Так. До посещения замкомандира дивизии 

и начпо у вас еще два часа тридцать минут. Успеем. 

Ровно в 12.00 наверху послышалась какая-то возня. 

По-моему, замкомдив и начпо уже мечтают на меня посмотреть. 

Замкомдив - старый матерщинник и клинический балбес - 

уставился на меня. Из-за него выглядывал начпо. Сейчас этот 

Тянитолкай что-нибудь изрыгнет в два голоса, что-нибудь 

поражающее своей новизной. Что-то не видно радости на их рожах. 

Ах, они уже побывали наверху. 

- Как же здесь люди раздеваются? 

Это начпо. Ну, он у нас с планеты Сириус недавно прилетел. 

- Хымик! - начал замкомдив, и в течение следующих двадцати 

минут самым порядочным словом в мой адрес было слово "хуй". 

Мне захотелось встать по стойке "смирно", сказать: "Есть! 

Так точно! Прошу разрешения!" - а потом расстегнуть штаны и 

помочиться прямо на "товарища капитана первого ранга" тугой 

струей, стряхнуть на него последние капли и сказать: "Есть, 

товарищ капитан первого ранга, есть! Все ваши замечания 

устраним!"; застегнуть штаны и добавить: "Ночевать здесь будем, 

а устраним" - и встать по стойке "смирно", едя глазами. 

Интересно, что б мне было? Наверное, ничего бы не было. 

- Ночевать здесь будешь! Жить! Я тебя здесь поселю! Вы 

что, добиваетесь, кусок лохматины, чтоб нам навсегда сделали 

козью рожу?! 

"Сын трахомной собаки, - подумал я, на него глядючи, - 

таких орлов, как ты, у нас до Пекина раком не переставить", - а 

вслух сказал: 

- Товарищ капитан первого ранга, хорошо, что вы не пришли 

сюда два часа назад. Это я еще убрал здесь немного, и сейчас 

здесь уже пейзаж по сравнению с тем, что здесь до этого было. 

Все-таки я люблю, когда начальство бьется передо мной в 

истерике, выкидывая коленца и одновременно пытаясь 

сформулировать стоящие передо мной задачи. Я люблю выключить 

звук и наблюдать человеческое лицо. На нем оживают все его 

активные центры. Они так и пульсируют, так и пульсируют. Ладно. 

Ночевать так ночевать. В сутках 24 часа. 25 не может сделать 

даже командующий Северным флотом. 

Когда я вышел на улицу, я обернулся и посмотрел на "Славу 

КПСС". Ее уже красили. 

В кармане 

Учитесь спать в кармане. Для того чтобы спать в кармане, 

нужно сидя привалиться к стенке и в распахнутый китель положить 

голову; через несколько минут голова упадет ниже, нос зацепится 

за внутренний карман, а еще через парочку вдохов он заурчит 

накопившимся, рассказывая ближайшей сисе, что он вообще по 

всему этому поводу думает... 

Командир спал в кармане, как беспризорник. Из кармана 

виднелся полуоткрытый рот, и, куда-то внутрь изо рта 

потянувшись, удлинившись, лениво капало. 

Жизнь подводника отличается особой полосатостью. Быстрая 

смена светотеней всегда утомляет, и подводник высыпается впрок. 

Пусть даже он спит пунктиром. Все равно впрок. На долгие года. 

Даже если он спит на стуле. Даже если на кресле. Стул и кресло 

придуманы целиком для сна. Как хорошо на них спится... 

Тело командира, причмокнув, застонало, повернулось, 

ощутило тревогу, выпало из кармана и - не проснулось; ноги 

уперлись в прибор, голова, заскользив по засаленной спинке, 

успокоилась на подлокотнике кресла, шея жилисто натянулась, и 

руки обнялись... 

Автономка не спеша разматывала свою нить. Центральный не 

спеша плыл, увязая в грезах; со всех сторон мерно шипело, 

свистело, гудело, отпотевало; что нужно - перегонялось, что не 

нужно - откачивалось. 

Командир спал, пока ему не приснилось. То, что снится 

подводнику, нигде почему-то до сих пор не учтено. Он дернулся 

убиваемым бараном! Шток, на котором сидит командирское кресло, 

переломился сухим бамбуком, и прилипшее тело грохнулось головой