кормы в нос. 

Тут же договорились, и Фома как был, так и сиганул в 

ледяную воду. 

Он проплыл от кормы до носа, а потом влез по шторм-трапу. 

С него лило ручьями. 

И тут его увидел командующий. Он прибыл на соседний 

корабль и наткнулся на Фому. 

Поймав взгляд адмирала и очнувшись неизмеримо раньше, Фома 

заговорил быстро, громко, с возмущением: 

- И все самому приходится, товарищ адмирал, вот 

посмотрите, все самому! 

Это все, что он сказал. Возмущение было очень натуральное. 

Возмущаясь, он исчез в люке. 

Командующий так и остался в изумлении, не приходя в себя. 

Он так и не понял, чего же "приходится" Фоме "самому". 

- Он что, у вас всегда такой? - спросил командующий у 

командира Фомы, который через какое-то время оказался с ним 

рядом. 

- Да, товарищ командующий, - скривился командир, - слегка 

того. И покрутил у виска. 

Не может быть 

Лодка была вылизана и покрашена; на трап натянули лучшую 

парусину, под ноги боцмана положили новые маты, а у верхнего 

рубочного люка главный боцман "окончательно оволосел" - обернул 

новый мат разовой простынью, после чего проход через него 

запретили. 

Лодка ожидала маршала с инспекцией, и в этом деле она была 

не одинока: несколько таких же подводных чудовищ привели в 

такой же невероятный вид, разукрасив их, как потемкинские 

деревни. 

Инспектором был маршал со странной фамилией Держибабу. О 

нем ходили легенды и предания. Поскольку он был от Министра 

Обороны, он мог на флоте выкинуть любой фокус, любое коленце, 

мог потребовать что угодно и как угодно и размазать мог по 

всему земному шару. 

Этих его "выкидонов" очень боялись, поэтому все сияло. 

Леха Брыкин давно мечтал порвать с военной карьерой: 

пенсия в кармане, перспективы не видать, догнивать не хочется, 

и поэтому для начала он просто запил, что при членстве в партии 

совершенно недопустимо. 

Ему влепили выговор и сказали, что так нормальные люди не 

уходят. 

Он осознал, бросил пить и стал донимать зама цитатами из 

классиков, а еще он читал офицерам газету "Красная звезда", 

каждый день прямо с утра после построения на подъем 

военно-морского флага. Например, откроет сзади и прочтет: "...в 

таком-то военном городке до сих пор нет горячей воды и 

отопления, отчего батареи все разом хлопнулись, свет 

электрический при этом тоже накрылся маминым местом, и роддома 

до сих пор нет", - перевернет и продолжит из передовицы: "...и 

все это было достигнуто в результате дальнейшего 

совершенствования боевой и политической подготовки". 

Терять ему было нечего. Зам (слабо сказано) его не любил и 

все время сигнализировал кому положено, как маяк в непогоду. 

Несмотря на строжайший запрет выхода наверх, Леха все-таки 

выполз покурить через люк десятого отсека. На корабле от 

многочасового ожидания маршала, когда первая лихорадка прошла, 

наблюдалось расслабление: командир покинул центральный, сказав, 

что он "чуть чего - в каюте", зам со старпомом - тоже; 

дежурный, одурев от чтения инструкций, растекся по креслу и 

ждал доклада от заинструктированного до безобразия верхнего 

вахтенного. Периодически он его взбадривал: 

- На верхушке! 

- Есть! 

- Ближе к "каштану". 

- Есть. 

- Ты там не спи. 

- Есть. 

- И смотри мне там. 

- Есть. 

- А то я тебе... 

- Есть. 

- Матку выверну. 

- Есть. 

Маршал появился внезапно, как гром с ясного неба. Маршал 

был без свиты. Может быть, в результате старости он заблудился, 

так сказать отбился от стаи, а может, это был ловкий 

инспекторский ход - сейчас уже никто не знает. 

Вахтенный, повернувшись от "каштана", в который он только 

что доложил, что он бдит, вдруг увидел 

маршала так близко, в полуметре, что потерял голос и 

подавился слюной; его просто заклинило. Он превратился в мумию 

царя Гороха и пропустил маршала, никому об этом не доложив. 

Леха, увидев маршала, сообразил, что, прикинувшись дурнем, 

можно прямо здесь же, на пирсе, договориться об увольнении в 

запас, поэтому он тут же оказался у маршала за спиной. 

В рубку по трапу маршал поднялся без посторонней помощи, 

но перед верхним рубочным люком он замешкался: увидел простынь, 

затоптался, обернулся, ища глазами поддержку, и натолкнулся на 

Леху. Тот сиял. 

- Товарищ, э-э... 

Леха был в рабочем платье и без погон, поэтому маршал 

никак не мог его назвать. 

- Товарищ, э-э... а как здесь внутрь влезают? Это 

"влезают" решило все. 

- Очень просто, - сказал Леха, - делайте, как я. С этими 

словами он скинул отмаркированные ботинки, ступил в носках на 

чистую простынь, нагнулся и на четвереньках полез вниз головой, 

перебирая по трапу руками и ногами. 

Маршал изумился и сначала засомневался, но все происходило 

так быстро, ловко, а главное легко, что он тоже снял туфли, 

встал на белую простынь, потом на четвереньки... 

Центральный почувствовал какое-то движение, какую-то возню 

в люке, шум, сопенье, кряхтенье, но отреагировать не успел. У 

среза люка вдруг показался Леха вниз головой, он подмигнул и 

сказал: 

- Чего вы щас увидите... - спрыгнул в носках и пропал. 

- Ну-ка, глянь, чего там, - сказал дежурный вахтенному 

центрального поста. Тот впорхнул в люк и тут же голова к голове 

столкнулся с маршалом. Матрос увидел красное лицо, налитые 

глаза и погоны и все это вверх ногами, то есть вниз головой... 

Матрос видел многое, привык ко всему, но чтоб маршал и 

вверх ногами - этого он не выдержал, он скользнул вниз по 

поручням и (ни слова дежурному) исчез из центрального со 

скоростью вихря. 

Маршал, увидев, что человек только что был, а потом 

куда-то упал, от неожиданности разжал руки и улетел вслед за