- КУСКОВ!!! К У С К О В!!! - визжит он и топает ногами,- 

КУСКОВ!!! КУСКОВ!!! 

Больше он ничего сказать не может: замкнуло на корпус. 

Кускову объявили строгий выговор. 

Враги 

Зам сидел в кают-компании на обеде и жевал. У него жевало 

все: уши, глаза, ноздри, растопыренная челка, ну и рот, само 

собой. Неприступно и торжественно. Даже во время жевания он 

умудрялся сохранять выражение высокой себестоимости всей 

проделанной работы. 

Напротив него, на своем обычном месте, сидел по- 

мощник командира по кличке "Поручик Ржевский" - 

грязная скотина, матерщинник и бабник. 

Зам старался не смотреть на помощника, особенно на его 

сальные волосы, губы и воротничок кремовой рубашки. Это не 

добавляло аппетита. 

Зам был фантастически, до неприличия брезглив. Следы 

вестового на стакане с чаем могли вызвать у него судороги. 

Помощник внимательно изучал лицо жующего зама сквозь 

полузакрытые веки. Они были старые враги. 

"Зам младше на три года и уже капитан 3-го ранга. 

Им что - четыре года, и уже человек, а у нас - пять лет - 

и еще говно. Замуууля. Великий наш. Рот закрыл - матчасть в 

исходное. Изрек - и в койку. Х-ххорек твой папа". 

Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только 

что отодрали нещадно-площадно. Вот эта довольная рожа напротив: 

"Конспекты первоисточников... 

ваше полное отсутствие... порядок на камбузе... а ваш 

Атахаджаев опять в лагуне ноги мыл..." - и все при личном 

составе, курвеныш. 

Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. 

Он, правда, еще не знал, как. 

Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и 

зашевелил антеннами. 

Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, 

лживо вздохнул и со словами: "Куда у нас только доктор 

смотрит?" - потянувшись, проткнул его вил" кой. 

Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой 

толчок, что у него чуть глаза не вышибло. 

Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал. 

Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, 

наткнулся на вестового, с треском ударился о переборку и 

побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные 

губы, и скоро, захлебываясь, упал в буфетной в раковину и начал 

страстно ей все объяснять. 

Ни в одну политинформацию зам не вложил еще столько огня. 

Помощник, все слыша, подумал неторопливо: "Вот как вредно 

столько жрать", - достал изо рта все еще живого таракана, 

щелчком отправил его в угол, сказав. "Чуть не съел, хороняку". 

- Ковырнул в зубах, обсосал и довольный завозился в тарелке. На 

сегодня крупных дел больше не было. 

"...РАССТРЕЛЯТЬ!" 

Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных 

мух, судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант 

города Н., замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, 

как, может быть, чувствует себя отслужившая картофельная ботва. 

Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги - все 

говорило о том, что ему пора: либо удавиться, либо 

демобилизоваться. Но демобилизация, неизбежная, как крах 

капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни 

тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, 

и капали, капали в побитое темечко. 

Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, 

и все его мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только 

за ослепительный подол ее величества мадам демобилизации. 

Дверь - в нее, конечно же, постучали - открылась как раз в 

тот момент, когда все мечты коменданта все еще были на подоле, 

и комендант, очнувшись и оглянувшись на своего помощника, 

молодого лейтенанта, стоящего тут же, вздохнул и уставился 

навстречу знакомым 

неожиданностям. 

- Прошу разрешения, - в двери возник заношенный старший 

лейтенант, который, потоптавшись, втащил за собой солдата, 

держа его за шиворот, - вот, 

товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ 

майор... 

Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся 

он не пять минут, а десять. 

- Пьешь? А, воин-созидатель? - комендант, тоскливо 

скуксившись, уставился воину в лоб, туда, где, по его 

разумению, должны были быть явные признаки Среднего 

образования. 

"Скотинизм", - подумал комендант насчет того, что ему не 

давали демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную 

телефонную трубку: слуховые чашечки ее были так стерты, как 

будто комендант владел деревянными ушами. 

- Москва? Министра обороны... да, подожду... Помощник 

коменданта - свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант - со 

страхом удивился, - так бывает с людьми, к которым на лавочку, 

после обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на 

самый краешек подсаживается умалишенный. 

- Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, 

докладывает майор Носотыкин... Да, товарищ маршал, да! Как я 

уже и докладывал. Пьет!.. Да... Каждый день... Прошу 

разрешения... Есть... Есть расстрелять... По месту жительства 

сообщим... Прошу разрешения приступить... Есть... Комендант 

положил трубку. 

- Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она... 

Так... фамилия, имя, отчество, год и место рождения... домашний 

адрес... национальность... партийность... Так, где у нас план 

расстрела? 

Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, 

вытащил оттуда пистолет, передернул его и положил рядом. 

Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, 

а верхней - гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый 

мозг, и по каплям наполнялся ужасом. Каждая новая капля 

обжигала. 

- ...Так... планируемое мероприятие - расстрел... 

участники... так, место - плац, наглядное пособие - пистолет 

Макарова, шестнадцать патронов... руководитель - я...