Как мучительно тянулись часы! То мне грезилось, что я уже в безопасности, 

ступаю ногою по твердой земле, рядом со своими спутниками; то вопреки 

рассудку мною овладевало желание, чтобы какое-либо непредвиденное 

обстоятельство помешало выполнению замысла Неда Ленда. 

Два раза я выходил в салон. Я хотел проверить по компасу. Хотел знать, 

действительно ли "Наутилус" держал курс близ берегов Португалии, или же 

удалялся от них. Но нет! Мы по-прежнему бороздили португальские воды. Курс 

судна лежал на север, вдоль берегов Португалии. Приходилось покориться 

необходимости и готовиться к побегу. Багаж мой был невелик: одни записки. 

Ну, а капитан Немо? Как он отнесется к нашему поступку? Какое 

беспокойство, какой вред может ему причинить наш побег? И как он поступит 

с нами, если наша попытка окончится неудачей? Разве он давал мне малейший 

повод к недовольству? Напротив! Он оказал нам самое радушное 

гостеприимство. Он не может мое бегство с судна приписать неблагодарности. 

И я не давал ему никаких обещаний. Он знал, что мы связаны с ним не 

обещаниями, а силою обстоятельств. Но именно его постоянные заявления, что 

Наша судьба навеки связана с его судьбою, и извиняли наши попытки порвать 

с ним. 

Я не видел капитана со времени нашего посещения острова Санторин. 

Сведет ли нас случай накануне побега? Я и желал встречи и страшился ее. Я 

прислушивался, не раздадутся ли его шаги в каюте, смежной с моей. Ни 

малейшего шума не улавливало мое ухо. В каюте, видимо, никого не было. 

Тут мне пришла мысль: да и вообще на борту ли таинственный капитан? С 

той ночи, когда шлюпка отвалила от борта "Наутилуса", выполняя какое-то 

секретное поручение, я несколько изменил свой взгляд на капитана Немо. Я 

понял, что, несмотря на все декларации, он все же сохранил какую-то связь 

с Землей. И верно ли, что он никогда не отлучается с "Наутилуса"? Разве не 

бывало, что он не показывался целыми неделями? Что он делал в это время? Я 

воображал, что он страдает припадками мизантропии! А на самом деле не 

выполнял ли он какую-либо тайную миссию, недоступную моему пониманию? 

Мысли эти и тысячи других не давали мне покоя. Необычность положения 

открывала широкое поле для всяких догадок. Мною владела мучительная 

тревога. Часы ожидания казались вечностью. День тянулся чересчур медленно. 

Обед, по обыкновению, подали в каюту. Я едва прикоснулся к пище. Встал 

из-за стола в семь часов. Сто двадцать минут, - я считал каждую минуту, - 

отделяли меня от момента, когда я должен буду последовать за Недом Лендом. 

Мое волнение все возрастало. Пульс бился учащенно. Я не мог сидеть на 

месте. Шагал взад и вперед по каюте, надеясь в движении рассеять тревожные 

думы. Мысль, что я могу погибнуть, менее всего меня беспокоила; но при 

мысли, что наш план будет открыт прежде, чем мы успеем бежать с судна, при 

мысли, что мне придется предстать перед капитаном Немо, взбешенным или, 

еще хуже, огорченным моим вероломным поступком, сердце у меня замирало. 

Мне захотелось в последний раз заглянуть в салон. Узким коридором 

прошел я в этот музей, где провел столько приятных и полезных часов. Я 

глядел на это собрание сокровищ, как смотрит человек на родные места, 

которые он завтра должен навсегда покинуть. Я говорил последнее "прости" 

всем этим произведениям искусства, всем этим чудесным экспонатам природы! 

Мне захотелось окинуть последним взглядом воды Атлантики, но ставни были 

наглухо закрыты, и их железная завеса скрывала от моих глаз океан, который 

мне не удалось изучить. 

Прохаживаясь по салону, я подошел к потайной двери в стене, ведущей в 

каюту капитана. К моему глубокому удивлению, дверь была полуотворена. Я 

невольно отступил на шаг. Будь капитан Немо у себя, он заметил бы меня. Но 

все было тихо. Я подошел поближе. Каюта была пуста. Толкнув дверь, я 

огляделся по сторонам и вошел внутрь. Все та же суровая обстановка жилища 

отшельника. 

Несколько офортов на стенах - в тот раз я их не заметил - бросились мне 

в глаза. То были портреты - портреты видных исторических лиц, посвятивших 

себя служению высокой идее гуманизма: Костюшко, герой, боровшийся за 

освобождение Польши, павший с криком: "Конец Польше!"; Боцарис - этот 

Леонид современной Греции; О'Коннель - борец за независимость Ирландии; 

Вашингтон - основатель Северо-Американского союза; Манин - итальянский 

патриот; Линкольн, погибший от пули рабовладельца; и, наконец, мученик, 

боровшийся за освобождение негров от рабства и вздернутый на виселице, - 

Джон Броун: страшный рисунок в карандаше, сделанный рукою Виктора Гюго! 

Какая связь могла быть между капитаном Немо и этими героями? Не 

приоткроют ли их портреты тайну его жизни? Не был ли он защитником 

угнетенных народов, освободителем порабощенных племен? Не участвовал ли он 

в политических и социальных потрясениях последнего времени? Не был ли он 

одним из героев братоубийственной войны между Северными и Южными штатами 

Америки, войны прискорбной и памятной? 

Часы пробили восемь. При первом же ударе мои мечтания прервались. Я 

вздрогнул, как если бы какое-то недремлющее око проникло в тайну моих 

грез, и бросился вон из каюты капитана. 

В салоне я кинул последний взгляд на компас. Стрелка указывала на 

север. Лаг показывал умеренную скорость, манометр - глубину около 

шестидесяти футов. Обстоятельства складывались благоприятно для 

осуществления замысла Неда Ленда. 

Я вернулся к себе. Надел теплую одежду: морские сапоги, бобровую шапку, 

куртку из биссуса, подбитую тюленьей кожей. Я был готов. Я ждал. Только 

дрожание судна при вращении винта нарушало глубокую тишину, царившую на 

борту. Я прислушивался, напрягал слух. Не раздастся ли среди этого 

безмолвия крик, который даст мне знать, что Нед Ленд пойман? Смертельная