Затем Консель ушел. 

Второе января. Мы прошли одиннадцать тысяч триста сорок миль, короче 

говоря, пять тысяч двести пятьдесят лье с момента нашего выхода из 

Японского моря. 

Перед нами расстилались опасные воды Кораллового моря, омывающие 

северо-восточные берега Австралии. Наше судно шло на расстоянии нескольких 

миль от коварного барьерного рифа, о который 10 июня 1770 года едва не 

разбились корабли Кука. Судно, на котором находился сам Кук, наткнулось на 

рифовую гряду и не затонуло лишь потому, что коралловая глыба, 

отломившаяся при столкновении, застряла в пробоине корпуса корабля. 

У меня было сильное желание осмотреть эту гряду коралловых рифов, 

которая тянулась по горизонту на целые триста шестьдесят лье. Об эту 

каменную стену яростно билась вода, и буруны в облаках белой пены с 

грохотом рассыпались в стороны. 

Но в этот момент "Наутилус" ушел в морские пучины, и мне не удалось 

увидеть вблизи высоких коралловых стен. Пришлось удовольствоваться 

изучением различных образцов рыб, попавших в сети. Я сразу же приметил 

крупных тунцов с серебристо-белым брюхом и темными поперечными полосами на 

золотисто-голубой спине, которые исчезают, как только рыба умирает. Тунцы 

следовали за судном целыми стаями; их чрезвычайно вкусное мясо приятно 

разнообразило наш стол. В сети попались, тоже в большом количестве, 

морские караси длиной в пять сантиметров, вкусом напоминавшие дорад, и 

рыбы-летучки, настоящие подводные ласточки, которые в темные ночи бороздят 

то воздух, то воду своими фосфоресцирующими телами. Среди моллюсков и 

зоофитов я нашел запутавшиеся в петлях сетей различные виды альционарий, 

морских ежей, ракушек-молотков, церитов, башенок, стеклушек. Флора была 

представлена прекрасными плавучими водорослями, ламинариями и 

макроцистисами, покрытыми слизью, сочившейся сквозь их поры; и между ними 

я нашел прелестный экземпляр nemastoma geliniaroide, которую я приобщил к 

музейной коллекции в качестве редкого явления природы. 

Два дня спустя, переплыв через Коралловое море, 4 января мы увидели 

берега Папуа. По этому случаю капитан Немо сообщил мне о своем намерении 

пройти в Индийский океан через Торресов пролив. Это было все, что он 

сказал. Нед Ленд с удовлетворением отметил, что этим путем мы приближаемся 

к европейским берегам. 

Торресов пролив считается опасным для мореплавателей не только из-за 

обилия рифов, но и из-за того, что на его берегах часто появляются дикари. 

Пролив этот отделяет Австралию от большого острова Новой Гвинеи, или 

Папуа. 

Остров Папуа простирается на четыреста лье в длину и сто тридцать в 

ширину и занимает площадь в сорок тысяч географических лье. Он лежит под 

0ь19' и 10ь2' южной широты и 128ь23' и 146ь15' долготы. В полдень, когда 

помощник капитана определял высоту солнца, я разглядел цепи Арфальских 

гор, вздымавшиеся террасами и увенчанные остроконечными вершинами. 

Земля эта была открыта в 1511 году португальцем Франциско Серрано. 

Затем тут побывали: в 1526 году дон Хозе де Менезес, в 1527 - Грихальва, в 

1528 - испанский генерал Альвар де Сааверда, в 1545 - Хуго Ортес, в 1616 - 

голландец Саутен, в 1753 - Никола Срюик, затем Тасман, Дампиер, Фюмель, 

Картере, Эдварде, Бугенвиль, Кук, Форрест, Мак Клур, в 1792 - д'Антркасто, 

в 1823 - Дюппере и в 1827 - Дюмон д'Юрвиль. Де Риенци сказал об этом 

острове: "Тут средоточие всех меланезийских чернокожих", и я не сомневался 

более, что случайности плавания столкнут меня со страшными андаменами. 

Итак, "Наутилус" стоял у входа в опаснейший на земном шаре пролив, 

войти в который едва осмеливались самые отважные мореплаватели. Пролив 

этот был открыт Луисом Торресом на обратном пути из южных морей в 

Меланезию. В этом же проливе в 1840 году едва не погибли севшие на мель 

корветы экспедиции Дюмон д'Юрвиля. Сам "Наутилус", пренебрегавший 

опасностями морского плавания, должен был остерегаться коралловых рифов. 

Торресов пролив имеет в ширину приблизительно тридцать четыре лье, но 

бесчисленное множество островов, островков, бурунов и скал делают его 

почти непроходимым для судов. Учитывая это, капитан Немо принял всякие 

предосторожности, "Наутилус" шел на уровне воды и с малой скоростью. 

Лопасти винта, напоминая хвостовой плавник кита, медленно рассекали волны. 

Воспользовавшись случаем, я и оба мои спутника вышли на палубу, вечно 

пустующую. Мы стали за штурвальной рубкой, и, если не ошибаюсь, капитан 

Немо находился там и сам управлял "Наутилусом". 

Передо мной была превосходная карта Торресова пролива, составленная 

инженером-гидрографом Винценданом Дюмуленом и мичманом - впоследствии 

адмиралом - Купван Дебуа, состоявшим при штабе Дюмон д'Юрвиля во время его 

последнего кругосветного плавания. Эта карта, как и карта, составленная 

капитаном Кингом, - лучшие карты Торресова пролива, вносящие ясность в 

путаницу этого рифового лабиринта. Я изучал их с величайшим вниманием. 

Вокруг нас бушевало разъяренное море. Взбаламученные воды, подхваченные 

сильным течением, неслись с юго-востока на северо-запад со скоростью двух 

с половиною миль и с грохотом разбивались о гребни коралловых рифов, 

выступавшие среди вспененных волн. 

- Скверное море! - сказал Нед Ленд. 

- Прескверное! - отвечал я. - И вовсе непригодное для такого судна, как 

"Наутилус". 

- Надо полагать, - продолжал канадец, - что проклятый капитан Немо 

хорошо знает путь, иначе его посудина вдребезги разбилась бы о коралловые 

рога, что высовываются из воды! 

В самом деле, положение было опасным. Но "Наутилус", словно по 

волшебству, легко скользил среди предательских рифов. Он не придерживался 

маршрута "Астролябии" и "Зеле", оказавшегося роковым для Дюмон д'Юрвиля. 

Он взял курс много севернее и, обогнув остров Меррея, опять повернул на