сюжет ее взят из легенды, а вы знаете, чего стоят легенды из области 

естественной истории! В особенности же, когда дело касается чудовищ, 

воображению нет пределов. Не только верили, что спруты могут потопить 

корабль, но известный Олаф Великий рассказывает о спруте величиной в целую 

милю, походившем не на животное, а на остров. Рассказывают даже такой 

случай: однажды епископ Нидросский вздумал отслужить обедню на одной 

громадной скале; когда обедня кончилась, скала поплыла, а потом нырнула в 

море; оказалось, что это не скала, а спрут. 

- И это все? - спросил канадец. 

- Нет, - ответил я. - Другой епископ, Понтоппидам Бергенский, тоже 

рассказывает о спруте, на котором мог бы производить учение целый эскадрон 

кавалерии. 

- Здоровы были врать эти древние епископы! - заметил Нед Ленд. 

- Наконец, античные натуралисты упоминают чудовища такой величины, что 

у них пасть - целый залив, а сами они не могли бы пройти в Гибралтарский 

пролив. 

- И слава богу! - заметил канадец. 

- Но что есть истинного во всех этих рассказах? - спросил Консель. 

- Ничего, - ответил я, - ничего, кроме того, что они переходят границы 

правдоподобия и превращаются в миф или легенду. Тем не менее для игры 

воображения рассказчиков нужно какое-нибудь основание или предлог. Нельзя 

отрицать того, что среди спрутов и кальмаров есть виды очень больших 

размеров, но, конечно, меньше, чем китообразные. Наши рыбаки нередко видят 

спрутов длиной более метра восьмидесяти сантиметров. В музее Триеста и 

Монпелье хранятся скелеты спрутов величиной в два метра. К тому же по 

расчетам натуралистов такое животное, длиной даже только в шесть футов, 

должно иметь щупальца в двадцать семь метров длиной. А этого уже 

достаточно, чтобы оно стало страшным. 

- А ловятся ли такие в наше время? - спросил канадец. 

- Если и не ловятся, то моряки видят их часто. Один из моих друзей, 

капитан Поль Бос из Гавра, не один раз уверял меня, что видел в Индийском 

океане этих чудовищ огромного размера. Но самый поразительный случай, не 

допускающий сомнений в существовании гигантских спрутов, произошел 

несколько лет тому назад, в тысяча восемьсот шестьдесят первом году. 

- Что это за случай? - спросил Нед Ленд. 

- А вот какой. В тысяча восемьсот шестьдесят первом году к 

северо-западу от Тенерифа, приблизительно на той же широте, на какой 

находимся сейчас и мы, экипаж разведочного судна "Алектон" заметил 

чудовищного кальмара, плывшего на их пути. Командир Буге подплыл к 

животному и атаковал его гарпунами и ружейными выстрелами, но безуспешно, 

так как и гарпуны и пули проникали сквозь мягкое тело кальмара, как сквозь 

студенистую массу. После нескольких бесплодных попыток экипаж накинул 

мертвую петлю на тело этого моллюска. Петля скользнула по телу до 

хвостовых плавников и тут захлестнулась. Тогда пробовали подтянуть 

чудовище на борт, но его вес был так велик, что веревка перетерла хвост, и 

кальмар, лишившись этого украшения, ушел в воду. 

- Наконец, хоть один факт, - сказал Нед Ленд. 

- Факт бесспорный, мой дорогой Нед, настолько, что было предложено 

назвать этот вид спрута "кальмар Буге". 

- А какова его длина? - спросил канадец. 

- Не шесть ли метров приблизительно? - спросил Консель, стоя у окна и 

снова приглядываясь к углублениям в скале. 

- Совершенно правильно, - ответил я. 

- А не было ли, - продолжал Консель, - на голове его восьми щупалец, 

которые ворошились на воде, словно змеиный выводок. 

- Верно. 

- А не было ли у него посередине головы глаз, притом больших размеров? 

- Да, Консель. 

- А его челюсти не имели ли большого сходства с клювом попугая? Только 

это клюв огромный? 

- Вполне точно, Консель. 

- Так вот, если угодно господину профессору, - спокойно ответил 

Консель, - не есть ли вон тот кальмар - кальмар Буге или по крайней мере 

его брат? 

Я посмотрел на Конселя, а Нед Ленд бросился к окну. 

- Жуткая скотина! - крикнул Нед. 

Я тоже взглянул в окно и невольно отшатнулся. На моих глазах двигалось 

страшное чудовище, достойное играть роль в животном эпосе. 

Это был кальмар колоссальных размеров длиною в восемь метров. Он плыл 

задом наперед, с громадной скоростью прямо на "Наутилус", глядя на нас 

серо-зелеными неподвижными глазами. Восемь рук, или, вернее, ног, 

посаженных на голове, что и дало этим животным название головоногих, были 

вдвое длиннее тела и все время извивались, как волосы у фурий. Отчетливо 

виднелись двести пятьдесят присосков, расположенных на внутренней стороне 

щупалец в виде полукруглых капсул. Временами присоски касались оконных 

стекол, пустели и присасывались к ним. Челюсти чудовища, в виде рогового 

клюва такой же формы, как у попугая, все время открывались и закрывались. 

Язык из рогового вещества, тоже снабженный острыми зубами в несколько 

рядов, содрогался, высовываясь из этого страшного рта. Какая фантазия 

природы! Дать птичий клюв моллюску! Веретенообразное тело, раздутое 

посередине, представляло собой мясистую массу весом в двадцать - двадцать 

пять тысяч килограммов. Непостоянная окраска, менявшаяся с необычайной 

быстротой в зависимости от степени раздражения животного, переходила из 

серо-свинцового оттенка в красно-бурый. 

Что раздражало так моллюска? Несомненно, присутствие "Наутилуса", более 

огромного, чем он, а также то, что ни его щупальца-присоски, ни челюсти не 

могли ничего поделать. И все-таки какое это чудище - подобный спрут! Какую 

мощь вложил творец в его движения, какую жизненную силу, дав ему 

трехкамерное сердце! 

Только неожиданный случай свел меня с таким кальмаром, и я не хотел 

упустить возможности старательно изучить этого представителя головоногих. 

Я превозмог ужас, вызванный его видом, взял карандаш и начал зарисовывать.